Волнами и всклянь наливается в комнату мгла.
Углы, погружаясь, пугают дурной глубиною.
Но лампа на миг зажжена, и поверхность стола
Всплыла, как Ковчег, вызволяя пространство больное...
Из Хаоса ночи луна выплывает – жива!
А серые сумерки тихо растут, как кустарник.
Там серая бабочка бьется, шурша, как трава
Шуршит, на ветру подсыхая, – как сныть, незабудка, татарник,
На свет бороздой выбираясь сквозь листьев флажки и фестоны,
Из куколки выбросив ручки и прахом посыпав главу...
Но пугало в белой рубашке (иль кто там еще на плаву?)
Отмашку дает, темноте открывая кингстоны.
Ломиться в слепое окно (не лететь же к Луне!)
Уж поздно. Чем дальше, тем позже. И можно ручаться,
Что тьма наконец-то сровнялась и в доме, и вне,
Что бабочка больше не знает, куда ей стучаться.
13.11.12