Двое
Первый красив, как бог, но остер и резок,
Как тень исчезал, о себе не давая знать.
Она же от беспокойства на стену лезла,
И столько ночей в слезах провела без сна.
Первый красив, как бог, но остер и резок,
Как тень исчезал, о себе не давая знать.
Она же от беспокойства на стену лезла,
И столько ночей в слезах провела без сна.
Темнота убивает звезды в морозном небе,
Бесконечное войско мертвых выходит к замку.
Я сижу, погребенная заживо в мрачном склепе,
Ни судьбе своей, ни посмертию не хозяйка.
Я улыбаюсь: улыбка моя горька,
Это ты горчишь на кончике языка,
Это ты зудишь на кончиках пальцев рук,
Превращаясь в сердечный стук,
В горе и в радости, в медных трубах, в серебряных зеркалах
Нами помянут Иисус и Будда, Мохаммед и сам Аллах
Нами написаны сотни писем по тысячам адресов,
Ведь главное здесь – позитивно мыслить и не наблюдать часов
…Слушай, тебя не бесят ее привычки
Бедная девочка, участь ее горька, это такое чувство – любовь в кавычках
Это как целоваться без языка
Это гипотетические вопросы, те, на которые можно не отвечать
Милый мой, знаешь ли, сколько тебя
В каждом изученном мною движении,
В витринах ли, радужном отражении
Бензиновой пленкой покрытых луж,
Бесячая
Я не умею заботиться, не могу создавать комфорт
Неисправный жилет
Бракованный парашют
А глаза у него усталые и печальные,
Сам улыбается, спрашивает: скучала ли,
А время в комнате скручено, как спираль,
Так накурено, так накурено, не проветрено со вчера
Я рожу себе девочку темноглазую,
С белым тельцем и жадным взглядом,
Ни за что не буду ее наказывать,
Да подброшу к людскому стаду.
Вуалью прикрываешь лик гнилой,
Усыпанный следами червоточин,
Льстецы и подхалимы – твой оплот,
К истоку твоих сил приникнуть хочет
А теперь ни тебя, ни меня, только вакуум, только космос,
Безмятежные звезды спят, убаюканы тишиной.
Бог здесь ближе, ему слышней риторические вопросы,
Всемогущая пустота разговаривает со мной.
Здесь такая дурь, о боже, такая дурь,
Я себя ощущаю коровой на сизом льду,
Вот несбывшиеся мечты оседают грудой.
Кто-нибудь, заберите меня отсюда!