Она презирает йогу и прочий хлам
Она презирает йогу и прочий хлам,
Исправно печет оладьи – худеет к лету.
Оладьи пышнее, наверное, только там,
Где облако взбито и вызолочено светом.
Она презирает йогу и прочий хлам,
Исправно печет оладьи – худеет к лету.
Оладьи пышнее, наверное, только там,
Где облако взбито и вызолочено светом.
Она надевает мои тапочки.
Она называет тебя лапочкой.
Халат махровый – тепло-уют -
Набросит. А мне под утро – капут!
Тихое души к душе стремленье,
Так на свет торшера – мотылёк,
Дальней, неопознанною тенью
Дальняя из всех, кого берёг.
Замёрзшие руки - на пальцы дышу -
Сжимая, к губам? – Не трожь!
- Ты как? - Ничего, не жалей, прошу! -
Срывается голос – в дрожь.
Ягоды сладкие перебирать –
Все позабытые лица.
Каждое, каждое называть,
С каждым навек проститься.
Смотрю прогноз погоды в Вифлееме,
Скажи, тогда ведь тоже холода
Стояли, и рожать вот так, на сене,
Когда в прорехи крыши льет звезда
I
Чёрный ангел! Чёрный сокол!
Коль черны глаза – забудешь,
Коль черны глаза – забуду,
Так не играют, через столик
В глаза так долго не глядят!
Я пью тебя, как алкоголик,
С вином мешая чёрный взгляд,
Когда меня не будет на Земле,
Когда тебя не будет на Земле,
Земля, опустошённая вдвойне,
Утратив наше хрупкое свеченье,
Золотце моё, обетованное
Мне уж лет так семь назад – каприз!
Что-то происходит с нами странное:
Вздох, и взмах, земля уходит вниз!