Как узник совести и стражник тех желаний,
Что заставляют сердце биться и страдать.
Приговоренный, укрощенный, истощенный
Я восходил на эшафот. Не умирать -
Любить и верить, что в толпе сверкнет слеза
И кто-то будет "против", а не "за".
Я - суть явление, разбитое на части
Условным светом и абстрактной красотой,
Что продолжает верить в несомненность счастья,
И восхищаться его редкой слепотой.
Порой наивный и застигнутый врасплох
Своим величием, порой - последний лох.
Страшась не ссор, а безнадежных перемирий,
Не жду спасения в спасительных речах -
Что толку в них, когда в негаснущем визире
Все то, что не дает забыть о мелочах.
Мы в них погрязли, до оскомины в устах:
Но без любви нет смысла в жертвах и словах.
Плевать на выигрыш, чихать на пораженье,
Спешу признать себя виновным даже в том,
Что не прощаю сам и что не жду прощенья
За ложь, предел которой незнаком -
Притворство только умножает аппетит
И ложной скромности присутствие претит.
Но нет слезы... и тех, кто против. И толпа
Гудит и требует того, зачем пришла.
Она и после не поставит мне свечу,
И я послушно повинуюсь палачу...
