Маленький Стефан сегодня уснёт один.
Мама сказала: - Пора повзрослеть, сыночек.
Тени в углах хоть и страшные, но не очень,
разве что мрачные складки цветных гардин.
Стефан пытается издали разглядеть
переплетения листиков и цветочков -
в этих узорах скрывается чей-то почерк,
только с обоев его не дано стереть.
Мама сказала, что это - обычный страх,
и обещала прочесть перед сном молитву.
Стефан заметил: край месяца, будто бритва, -
вспорота бритвой небесная высота.
Ломтик бисквита успел зачерстветь с утра,
а молоко - то и вовсе прокисло к ночи.
Стефан не голоден. Голоден, но не очень.
Детский каприз? Или сумрачная хандра?
Кружево тонкой сорочки натерло бок,
Стефан всё вертится в жёсткой своей постели.
Мама просила - и ангелы прилетели,
пыльные крылышки сбросили на порог.
Вон они светятся в белом мерцаньи звёзд,
ласково шепчут, зовут поиграть с лошадкой.
Стефан молчит и за ними следит украдкой:
это взаправду они говорят? Всерьёз?
Свечка-ночник только тьме прибавляет сил -
контуры резче и тёмные пятна глубже;
пухлые кресла горбатятся неуклюже
в гуще разлитых повсюду ночных чернил.
Мама сказала. И значит, пора взрослеть.
Стефану скоро исполнится целых восемь.
Только поэтому мальчик не любит осень:
это её предречений нельзя стереть!
Осень везде оставляет порочный след,
это она на обоях писала чёрным...
Давится Стефан бисквитом сухим и чёрствым,
крошки роняет на старенький мамин плед.
Страхи - в клубочек смотать бы, обрезать нить.
Что там у ангелов? Крылья или копыта?
Стефан оставил окошко своё открытым:
мамочка очень просила её впустить.