Однажды, к весне, она снова уедет в тот город,
Где люди куда симпатичней старинных соборов,
Заборов,
Расписанных смуглыми граффитистами,
И даже собак...
Да не после бокала игристого -
А сразу, как глянешь в глаза спешащим сквозь площадь,
Случайным, почти невесомо летящим прохожим,
Похожим
На хармсову кошку, что тихо бредет переулком,
Качаясь на связке шаров глицериново-гулких.
Однажды, к весне, она сменит кофейные кружки
На ярко-оранжевый сок, выжатый из полукружий
Веснушек,
Рассыпанных по апельсиновой роще.
И скажет себе: «Уезжаю, чтоб вольно и ясно дышалось,
А то я сама у себя вызываю ужасную жалость.
Усталость
Не красит, мне кажется, Джоли и Камерон Диаз,
А ведь на меня со всей с дури она навалилась...»
А он допивает в кафе свой второй капучинно,
И ищет, и ищет внутри и снаружи причины,
Личины
Того, с кем она убегает, как тень от полудня
К весне, когда хочется верить, что всё у них будет.
А он ведь уже приготовил три легоньких слова,
И ждёт только повода, случая - снова, и снова,
И снова
Сказать не решаясь. Но вот - и она уезжает,
Туда, где людей симпатичней соборов встречает.
А ей всё не так. В отдалении двух перелётов
Не можется ей, и рыдается ей, и икотой
И рвотой,
И сыпью оплачен ей сок молодых апельсинов,
И кажется ей, что здесь душно, темно, несносимо,
А люди похожи на свору слепых манекенов,
А стены похожи на лица, а лица на стены.
Пустеет
Соборная площадь. И лопнули шарики, гулко
Крик плачущей кошки всё мечется по переулку....
И вот, поразмыслив, она покупает билеты
В тот город, где все постепенно становится летом
И светом,
Наполнившим даже случайных прохожих,
На хармсовских кошек, конечно, ужасно похожих.
И здесь, где меж серых домов распустился неброский шиповник,
Она позвонит ему - кажется, выберет время во вторник,
И дворник
Разбудит его по асфальту шуршащей метлой...
«Привет.
Я вернулась.
Домой».
