Негры да арабы, ночь Парижа,
Каждая улыбка белозуба,
Ночь Парижа, облачная жижа —
Снова в Сену выброшена шуба.
Ну и шут с тобой, гуляй, рванина,
Старый город, дивная химера,
Ветреность твоя богохранима,
И Людовик любит Робеспьера.
На костях Лютеции туманной
Все давно другое. Бога ради,
Хватит вам охотиться за Анной,
Все равно какой, в каком наряде.
Бродят по садам иные девы,
Твой дружок седей царя Гороха,
Не найти вам Анны — королевы —
В том саду, где парочкам неплохо.
Здесь не пахнет Русью, и не надо,
И не знает слова печенеги
Многомиллионная громада
Безрассудства, похоти и неги.
Но вальсок сыграет на шарманке
Попугай, наверно не последний,
Царь Горох умрет на парижанке,
Кажется, несовершеннолетней.
Свет в окошке, черные ли кошки —
Все равно, от скуки не завою.
Что мне помешает по оплошке
Сену пятый раз назвать Невою?
Мельница на площади отпетой
Мне не вскружит голову, и в целом
Я не знаю цвета ночи этой.
Говорят о грязновато-белом.
2002
