На втором этаже пустота.
Этажерка хрома и чиста —
только матушкин фикус поник
над рядами истопленных книг.
А на первый этаж, гомоня,
злоба дня затолкала меня.
Желтизной ежедневных газет
отдает отдаленный рассвет.
Вся надежда — на тайный подвал,
где какой-то писец побывал,
тепля свечку в ночи бытия.
Двухэтажная память моя.
2000
