Феолент

«На сих развалинах свершилось

Святое дружбы торжество...»

Пушкин, "Чаадаеву с морского берега Тавриды" 

Девочка в платье-матроске читает Пушкина.

Не наизусть — на ощупь.За слогом слог.

Великолепие водное и воздушное

служит ей фоном: закат, но ещё светло. 

Белой ротонды подкова, паря над скалами,

держит в объятиях тёмный гранитный знак.

Водит ребенок пальцем вдоль строк, лаская их.

Сквозь балюстраду хлещет голубизна. 

Как передать, чтобы вы это тоже видели?

Ожил случайный снимок, заговорил:

лестница мимо Георгиевской обители,

блик по металлу хромированных перил. 

Словно вне времени платье-матроска детское,

даль неоглядна, выгнут небесный свод. 

...И на уступе Пушкин стоит с Раевскими —

ровно за два столетия до того. 

Вечность густая настолько, что можно пить её.

Чайки мелькают, и ветер несёт их стон.

Конь от обрыва попятился, бьёт копытами,

ржёт и храпит. Приседает, крутя хвостом. 

Юн и порывист, ещё не записан в гении,

Пушкин от груды камней не отводит взгляд,

слыша рассказ: Артемида и Ифигения,

тавры и смерть чужеземцев, Орест, Пилад. 

Позже возьмётся перечитать Овидия

и с Муравьёвым-Апостолом вступит в спор... 

Камни стены монастырской, плющом увитые,

дымкой укрытая линия дальних гор. 

Точка на карте, в которой сошлось столь многое:

греческий парус и тысячелетний крест,

флаг на корме — Андрея или Георгия,

флотских архангелов — символы этих мест. 

Всё, что ниспослано нам и сполна отпущено,

ждёт лишь касания. Вот же они, азы:

пальцем водить по граниту, читая Пушкина

и от усердия высунув русский родной язык

и от усердия высунув русский родной язык