Овидий

Овидий собирается в дорогу.

Старик, уставший от любовных дел,

все превращенья плоти описавший,

под старость лет и сам преобразился

в изгнанника. Испробовав личины

удачливых любовников, любовниц,

несчастных воздыхателей, опасных,

расчетливых распутников, сказавший

за женщин, что они бы не сказали, –

он новые наметил рубежи

поэзии. Теперь он – Одиссей,

плывущий не в Итаку – из нее.

Так даже больше правды. Впереди

то, что никак не может быть надеждой

на плаванья исход благополучный,

путеводит корабль. Посейдон

и в этот раз своим бессильным гневом

не остановит странника. Берется

усилием и гибельная цель,

и цель благая. Все для человека

не просто так: и жизнь, и смерть, и стих.

Старик спокоен. Варварским мечам

и холоду до тела не добраться,

и вообще поэту только время

опасно, интересно, благотворно:

сухая поэтическая речь

со всем разнообразьем строф и метров

и есть его теченье, пульс его.

Овидий размышляет над строкой

изгнания. Прозрачный римский воздух

наполнен скорбью, жалостью и страхом,

но все равно прекрасен. Никогда

не прочитает Август этих строк,

любовных же элегий никогда

прекрасная Коринна не читала –

но Рим прочтет, запомнит, сохранит.

Поэзия, забывшись, достигает

границы обитаемого мира

и, чуть помедлив, двигается дальше.