Один мой друг утверждает

Один мой друг утверждает,
что на меня наброшено проклятье,
как черный такой вязаный платок,
идущий вдовам и юродивым.
Я, конечно, не соглашаюсь,
а он ухмыляется в усы
и делает вид, что знает обо мне
больше меня самой.
Но, если попробовать разобраться
в причинных и следственных связях,
окажется, что не так уж далек от истины
мой друг по несчастью,
хоть он не открыл Америку и, скорее,
говорил о себе.
Что за законы действуют,
когда мы встаем в семь утра
в понедельник в августе, пьем кофе
и чувствуем себя родственниками Адама и Евы -
теми, у кого в жилах течет капля
хоть утерянного, да рая?
А в понедельник того же месяца
следующего года мы готовы
продать душу дьяволу,
лишь бы не поднимать бренное тело
с мягкой кровати.
И какие там прародители?
Мы даже не уверены, что человеки,
потому что пить, есть и заниматься сексом -
не то единое, чем мы живы.
Я отвечаю моему другу,
когда он шутливо убеждает меня
в обреченности,
что не из тех, кто вредит себе и ждет
где бы удариться побольней.
И сама в это верю только отчасти -
чтобы хватило после словосочетаний
не убедить себя в обратном.
А еще он говорит, что я даже стихи перестала писать. Прав, как никогда.
Other author posts
Жил человек
Жил человек. И все у него было шиворот-навыворот. Пойдет по воду – и ведра у колодца оставит. Набрать наберет, а забрать забудет. Наденет шапку, глядь: а шапки нет на голове. Будто ее и не было вовсе. Сядет чай пить, а самовар не согреет. Сидит се...
Черный пиджак
Я бы вскинула плечи, Чтобы чёрный пиджак Распахнулся тебе вратами. Не теперь, погоди обижаться на осень,
На большой на нашей лодке
На большой на нашей лодке Нет краёв. Есть ты да я. И над нами сосны стройные, Словно ангелы, стоят.
Из тридесятого царства
Из тридесятого царства мы вышли. И хватит. Сказка закончится,