Визг металла плавит призрачный воздух
Смерть на войне - это ведь просто?
***
"Иди в эту страшную, грозную битву,
Ты будешь гореть...но молчи на костре.
И помни верные слова молитвы:
Gloire a sainte vierge guerriere!"
И снова голос...И снова он льётся и не даёт покоя.
И снова голос...предвещает мне страшную смерть.
Неужели совсем не на грозном поле славного боя
Мне придёт пора принять поражение...и сгореть?
Снять осаду с Орлеана голос мне велит,
Дофина - на трон, захватчиков - из королевства.
Неужели в целом мире мечей и грозных битв,
Некому найти от бед этих верное средство?
Как страшно. Как страшно горят глаза теней!
Как страшно тянутся их белые мокрые руки!
И голос всё слышится мне во мраке ночей,
И голос этот страшнее мне всякой муки...
"Боже, я не для себя прошу! Дай же мне силы...
Не дай закричать! дай мне выдержать боль
За Францию! ныне герои её слабовольны и хилы,
И я приму свой венец и диктованную роль.
Да! Я приму. Да! Я пойду. В страшную, грозную битву.
Я буду гореть. Я буду молчать на страшном костре.
Я буду помнить слова последней молитвы.
Буду шептать: "Gloire a sainte vierge guerriere!"
Меч тяжелеет в ослабелой руке. Ещё не конец!
Но смерть так близка. И кажется мне, что глаза
Костлявой, коварной стихии смотрят в глубь сердец,
И видят, как в них цветёт в безмолвии бирюза.
Город встречает пением яростных сил и бранью
Орлеанскую Деву, что по воле небесных молитв...
А теперь уже что? Ересью названа сила в славном Руане
И теперь в упрёки идут подвиги пройденных битв.
И король не сделал ничего.
И подлость ядом уже налилась.
И едва укрытое от чужих лиц торжество...
"Она призналась! Она отреклась"
И трижды имя Бога прозвучало. Рыдает сумасбродная толпа.
И голос ещё будто пеплом звучит на догорелом костре...
А в душах толпы поднимается страшной силой борьба
И слова повторяет: "Gloire a sainte vierge guerriere!"
