Быстрей снегов терпенье тает,
На крыше слякоть мерзких слов.
Сметану неба шпиль болтает,
А на тарелках нов улов.
Из снега прутик пальмой вырос.
Ковёр-асфальт опять не вымыт.
Фонарь глазеет в свой же вырез –
И камень в глаз ему навылет.
А ветер шлёпает ладошкой
По ножкам, ушкам и мордашкам.
Слегка пробьёт не дрожь, а дрожка –
Неистреблённая мурашка.
Латинская жара – на минус тридцать;
Картинки интернета – на подъезд.
А с неба перхоть льётся,
И прячется патриций,
Ведь Бог не выдаст, но свинья подъест.
В здание бежит-течёт из зданий
Радужная жидкость тел людских.
А уши, плечи, спины всех изданий
От анекдотов до поэм близки.
Жужжат мобилы майскими жуками.
Подносишь к уху – говорит, подлец!
Он точно не покроется жирками
И выдержит достойно свой конец.
Одни и те же звуки за окном –
Нищенская просто фонотека.
Да, наш Отец небесный – эконом,
И не пошёл ведь дальше человека.
И ключик провернуть, как авантюру
Приходится самим и для себя.
Присядку прилеплять к ноктюрну,
Пыля, трубя и теребя.
Конца не будет, смысла нету вовсе;
Что ночь, что день – рубильника щелчок.
И носит осень в штопаном вопросе
Как будто в чёрном счётчике жучок.
За всю неделю жизни так и нет;
И правды, кроме Комсомольской – шиш!
Да здравствует штампованный ответ –
Противная, но вежливая мышь.
