Ещё в детстве от бабушки мне достался белый халат. Смотря на его сияющую белизну, я не могла сдержать детского восторга и счастливой улыбки. «С этим халатом можно творить чудеса», — думала я. Стоило мне примерить хотя бы один, ещё явно длинный, висящий рукав, казалось, что я святая и способна на всё. Идя по коридорам больницы, где работала бабушка, я всегда чувствовала себя как дома, а больные казались лишь далёкими, заблудшими в него, путниками, — их беды меня совершенно не касались. В детстве болезнь не могла меня достать. Она щекотала колени красными ссадинами, локти — ушибами, нос — насморком. Но даже лёжа с температурой под сорок, я смело смеялась ей в лицо и могла наслаждаться мелкими радостями, которые не требуют, чтобы ты слишком часто вылазила из кровати. Вся жизнь была впереди. В детстве я не верила, что болезнь вообще существует.
Подростковый возраст стал тем временем, когда я впервые столкнулась с болезнью по-настоящему. Она вылезла непонятной сыпью на лице, ссутулила спину, сузила улыбку и заставила оглядываться по сторонам, но что самое главное — поселила внутри неуверенность. Уже не таким сияющим казался халат — он посерел, из него начали выбиваться первые нити. Что-то заставило меня всматриваться внимательнее в лица больных — такие же серые, недовольные и всё больше я видела в них схожесть с самой собой. Чем дольше я это делала, тем больше понимала: не такой всемогущей была бабушка. В подростковом возрасте я впервые посмотрела болезни в лицо. Тогда же она впервые призвала меня к суду — первой влюблённостью. Кажется, совершенно не в того человека. Я впервые поняла, что есть то, что врачи не способны излечить, что можно топить лишь в слезах и замаливать в церкви. Я впервые задумалась: «Властен ли Бог над болезнью?»
В юности болезнь пришла ко мне во всей своей полноте. Не совсем ко мне — к близкому человеку, что куда хуже. Она долго ходила по квартире, дышала в спину терпким запахом лекарств, смотрела из-за каждого угла слабым, угасающим, лишённым надежды, взглядом… На этот раз не пощадил даже Бог и болезнь на прощание повесила на зеркала нашего дома чёрные занавески и забрала что-то внутри теперь уже навсегда. Я спрятала белый… едва ли белый халат далеко в ящик и ходила в больницу, где прежде работала бабушка, лишь в случае крайней нужды.
Через какое-то время болезнь пришла и ко мне самой. Теперь, после того как я узнала, что она способна забирать с собой, я уже не могла бесстрашно ей улыбаться. Я лишь слабо изгибала губы, в то время как внутри что-то дрожало и рушилось. По ночам ко мне приходил первобытный страх, заставляя по щекам течь крупные слёзы. Хотела ли я сама отдать себя болезни, замаривая голодом и непосильной работой, или она сама душила меня в своих смертельных объятиях — грань исчезла.
Я не могу сказать, когда пришло исцеление и что именно ему послужило. Поддержка родных, творчество, новые впечатления или же просто время… Но постепенно я всё меньше и меньше боялась смотреть на халат. Сначала робко заглядывала в ящик, потом проводила рукой по ткани и думала: «Могу ли я помочь больным теперь, пережив всё это и перестав верить в магическую светлую силу, которую чувствовала, смотря на халат ещё в детстве?» Ведь даже излечившись — хотя я знаю, едва ли от этого можно полностью излечиться, — прижимаясь к самому дорогому человеку, временами меня охватывает всё тот же страх, а из горла вырывается лишь: «Больно, как же мне больно…»
***
Каждое утро я надеваю халат. На пожелтевшей ткани видны засохшие пятна крови и гноя. В больнице чистота халата — обязательное условие. Но какой бы белый он ни был снаружи, внутри меня, как и каждого человека, останутся пятна, которые не сотрутся даже со временем. Я больше не надеваю его с самонадеянностью и знаю, что я не святая. Я надеваю его с серьёзностью и пониманием. Каждый раз эти пятна напоминают мне о болезни, о том, что она — реальный враг. Но так же они напоминают о том, что каждый раз я справлялась с этим врагом. И как бы мне ни было больно, что бы ни отнимала у меня болезнь — я смогла жить дальше, а значит смогу помочь жить и другим.
02.08.18
