Памяти кораблей, затопленных в Севастопольской бухте при первой героической обороне города: «Три Святителя», «Силистрия», «Варна», «Селафаил», «Уриил», «Сизополь», «Флора», «Двенадцать Апостолов», «Святослав», «Ростислав», «Кагул», «Мессемврия», «Мидия», «Императрица Мария», «Париж», «Великий князь Константин», «Храбрый», «Ягудиил», «Чесма», «Кулевчи», «Владимир»…
... Добычу с побеждённого
берёт британский флот:
и ядрами, и порохом,
и пушками берёт.
Им эта гавань узкая
была как в горле кость,
но парусники русские
своим топить пришлось,
снимая с них орудия.
Изрыты берега,
причалы обезлюдели.
Малахов пал курган,
и не на что надеяться.
И пушки замолчат.
Прострелен флаг Андреевский
картечью англичан.
Везут французы колокол
туманный в Нотр Дам.
А кровь из раны колотой
впитает без следа
земля под бастионами.
Мелькают средь колонн
британские знамёна
и французский триколор.
Пусть их надменность временна,
но горше нет вины.
А в море мачты с реями
из-под воды видны.
Последнее движение
штурвальным колесом.
Закончены сражения
эпохи парусов.
Ещё повсюду всполохи,
и боем опалён
матрос над бочкой пороха
с зажжённым фитилём,
чтоб в ночь, в дыму пожарища,
при свете фонарей
ушли его товарищи
по доскам через рейд
и, обернувшись, видели
как будто наяву:
икона “Трёх святителей”
всё держит на плаву.
Шинель пробита выстрелом.
В пыли мундир. Постой:
в строю с артиллеристами
поручик Лев Толстой.
А ветер сеет брызгами,
свистит над головой.
Проиграна не Крымская —
предтеча Мировой.
Не просто флот затоплен,
а окончен долгий спор:
не взять Константинополя,
не покорить Босфор…
Очнётся бухта Южная,
и станет мир другим.
Недавние союзники
и давние враги,
запомните — осман
или британец и француз —
мы кораблей названия
учили наизусть.
И город вновь отстроили
у белых берегов,
который русской Троею
назвал Виктор Гюго,
где крест над Братским кладбищем,
где вновь дозор несёт
и порт незамерзающий,
и Черноморский флот —
под паром, а не парусом,
и на бортах броня —
но в памяти останутся
до нынешнего дня
и тот пропахший порохом
отчаянный матрос,
и корабли, которые
тут затопить пришлось.
Пусть горн поёт над бухтою,
и в праздничные дни
горят в ночи салютные
цветастые огни,
и в море отражаются.
А стены батарей
сквозь годы и пожарища
ещё глядят на рейд,
где монумент затопленным
поставлен кораблям,
где сердце Севастополя
навек.
А в море глянь —
парадный строй равняется,
когда сейчас и здесь
играет ветер парусом
фрегата “Херсонес”.
