Темно и пасмурно… По улице пустой
Шарманщик, сгорбленный под гнетом тяжкой ноши,
Едва-едва бредет с поникшей головой…
И тонут, и скользят в грязи его калоши…
Кругом так скучно: серый небосклон,
Дома, покрытые туманной пеленою…
И песней жалобной, младенчески-простою
Шарманщик в забытье невольно погружен.
О чем он думает с улыбкою печальной?
Он видит, может быть, края отчизны дальной,
И солнце жгучее, и тишь своих морей,
И небо синее Италии своей…
Он видит вечный Рим. Там в рубище торговка
Сидит на площади, печальна и бледна;
Склонилася на грудь кудрявая головка,
Усталости томительной полна…
С ней рядом девочка… На Север, одиноки,
И день и ночь они глядят
И ждут его, шарманщика, назад
С мешками золота и с почестью высокой…
Природу чудную он видит: перед ним,
Лучами вешними взлелеян и храним,
Цветет зеленый мирт и желтый померанец…
Ветвями длинными сплелися кущи роз…
Под тихий говор сладких грез
Забылся бедный чужестранец!
Он видит уж себя среди своих полей…
Он слышит ласковых речей
Давно не слышанные звуки…
О нет, не их он слышит…
Крик босых ребят
Преследует шарманщика; горят
Окостеневшие и трепетные руки…
И мочит дождь его, и холодно ему,
И весь он изнемог под гнетом тяжкой ноши,
И, как назло владельцу своему,
И тонут, и скользят в грязи его калоши.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .26 ноября 1855
Санкт-Петербург
