Замучили меня все эти учителя, уроки, двойки, домашние задания… Просто сил уже нет!
Одноклассники тоже просто невозможными стали:
Буров дерётся,
Кармашкин обзывается,
Смирнова списывать не даёт.
Хоть ложись да помирай.
А тут на выходных прочёл в одной книжке, что есть такие специальные люди на востоке.
Они сидят-сидят, молчат-молчат, а потом – бац!
Просветление у них наступает.
И им тогда уже всё равно.
На них обзываются – а им хоть бы хны.
Бьют – а им не больно.
Списывать им не дают – ну и не надо.
Потому что просветлённые они.
У них и так всё всегда хорошо.
И я тогда подумал: а что, если мне так попробовать?
Сесть вот так и молчать.
Молчать, молчать, молчать… Ждать, ждать, ждать… Это еще по другому называется – медитация.
Ну вот.
Вдруг у меня – бац! – и тоже просветление наступит?
Глядишь, хорошо учиться начну.
А если даже плохо – какая разница?
Мне же всё равно будет.
Я ж просветлённый стану.
А главное – и люди вокруг меня меняться начнут.
Потому что когда человек просветлён – по нему это видно, и с ним связываться не хотят.
Примерно так в книжке было написано.
В общем, пришёл я в понедельник в школу, сел за парту и молчу.
Минуту молчу, две молчу… Вроде пока всё нормально.
Чувствую даже, что-то во мне происходить начинает… Какое-то шевеление… А тут, как назло,
Кармашкин:
- Привет, дурачина!
Хотел я ему ответить в том смысле, что – сам такой.
Но сдержался.
Он тогда:
- Чего молчишь?
Язык вместе с мозгами проглотил, что ли?
Я молчу.
- Эй ты, великий мыслитель, - говорит Кармашкин. – Скажи чего-нибудь.
Я не выдержал и крикнул:
- Не мешай!
- А чем я тебе мешаю? – удивляется Кармашкин. – Ты ж ничего не делаешь.
Сидишь-молчишь.
Лучше бы правило повторял, сейчас урок начнется, опять тебе пару влепят!
- Глупый ты человек,
Кармашкин, - говорю я. – Неужели не видишь: я пытаюсь достичь просветления!
- Чего ты пытаешься достичь??? – вытаращился Кармашкин.
- Просветления, - говорю. – Поэтому и молчу.
- Как же ты молчишь, когда ты разговариваешь? – недоумевает Кармашкин.
- Потому и разговариваю, что ты мне мешаешь! – огрызаюсь я. – Отойди от греха подальше, не видишь – метидирую!
- Меди… чего????? – кричит Кармашкин.
Тут наконец звонок на урок прозвенел.
Начался урок.
Проверил Лев Семёнович у нас домашнее задание, стал правило спрашивать.
И, как назло, меня вызвал.
- Ну-ка,
Мурыгин, расскажи нам про правописание гласных в приставках…
А я молчу.
Медитирую.
- Молчишь? – огорчается Лев Семёнович. – Не знаешь?
- Я не потому молчу,
Лев Семёнович, что не знаю, - говорю я. – А потому молчу, что мне надо в молчании пребывать.
А то просветление не наступит.
Все как засмеются, кроме Льва Семёновича.
А он серьезно так спрашивает:
- Если уж ты всё равно заговорил, может, правило расскажешь?
Я вздохнул и отвечаю:
- Не могу...
Не выучил я…
- Ну, тогда молчи дальше, - вздыхает в ответ Лев Семёнович. – Двойка тебе,
Будда ты наш.
Тут я понял, что молчание – всё-таки золото.
На перемене подходит ко мне Буров и говорит:
- Слушай, ты вот прямо так молчишь и молчишь?
И молчать будешь?
А если я тебе в лоб забубеню – всё равно не пикнешь?
Я молчу, ничего не говорю.
Потому что просветление – штука такая.
Надо терпеть, даже если в лоб грозят забубенить.
Ну,
Буров постоял-постоял, затылок почесал, рукой махнул и… отошёл!
Вот оно как бывает!
Начинает, значит, потихоньку просветление работать!
Вот уже и люди вокруг меняться начинают!
Потом, правда, вернулся Буров, забубенил мне таки в лоб.
А я ему в ответ по уху.
Потому что просветление просветлением, а нечего!
А на следующем уроке, на математике то есть, сама Смирнова меня вдруг спрашивает:
- Леня, может, тебе списать дать?
Ты домашнее задание-то сделал?
А я молчу.
Медитирую.
А Смирнова опять:
- Ну Лёнечка… Ну может спишешь?
Я, конечно, очень удивился, но виду не подал и отвечаю:
- Если ты,
Смирнова, хочешь меня на разговор вызвать, то зря это всё, зря.
Молчал, молчу и буду молчать!
А Смирнова отвечает:
- Ну, раз уж ты чуть-чуть заговорил, может, заодно спишешь у меня домашку?
Чего уж там… Ты же теперь… совсем тово…
И жалостливо так на меня поглядывает, тетрадь свою протягивая…
Вот оно как!
Работает просветление, работает!
Меняются люди вокруг, меняются!
Правда, никакого домашнего задания в ее тетрадке не оказалось, а оказался мой дурацкий портрет и надпись под ним:
Лёнька-кретин».
Но это неважно.
Главное – раньше бы Смирнова в жизни мне тетрадь свою не отдала, а теперь… Теперь совсем другое дело!
В общем, решил: с этого момента буду молчать.
Молчать, чего бы оно не стоило!
И на всех уроках молчал как мог, ещё две двойки из-за этого получил.
Но нам, будущим просветленным, надо быть готовым к лишениям и страданиям, так в книжке было написано.
Одну двойку по музыке схлопотал, потому что мы репетировали к Новому году песню про снежинку, а я только рот открывал.
Вроде бы открывал как положено, но Ирина Евгеньевна, учительница по музыке, всё равно что-то заподозрила, вежливо попросила всех:
А ну заткнитесь!» и говорит:
- Пусть Лёня Мурыгин споёт один.
Кажется, он надо мной издевается.
А как я спою, если мне молчать надо?
В результате – двойка.
Да ещё и запись в дневнике:
Изображал рыбу карпа на уроке музыки».
Главное – почему именно карпа?
Может, я щуку изображал.
А на физкультуре вообще обидно получилось.
Встали мы в строй, началась перекличка, и Андрей Ефимыч, физкультурник наш, конечно, дошёл до моей фамилии.
- Мурыгин! – кричит.
А я молчу.
- Что,
Мурыгин отсутствует? – спрашивает Андрей Ефимыч.
Я аж зубами скриплю, но – молчу.
- Значит, двойка Мурыгину за пропуск урока! – говорит физкультурник.
Но тут Кармашкин за меня заступился:
- Андрей Ефимыч, - говорит, - Лёня здесь.
Вон он стоит.
Только он говорить не может.
- А что так? – спрашивает Андрей Ефимыч. – Горло, что ли, у него больное?
- Нет, - отвечает Кармашкин, - у него,
Андрей Ефимыч, головушка больная…
Все как захохочут.
Дураки.
Ничего не понимают в просветлении.
В результате двойка и запись в дневнике:
Не откликался на имя».
Будто я собачка какая, а не будущий просветлённый!
Да и через козла я неудачно прыгнул.
Потому что разве можно во время медитации через козла прыгать?
Это прямо насмешка над востоком!
Во время медитации надо расслабленным быть.
А когда через козла прыгаешь – группироваться надо.
Андрей Ефимыч рядом с козлом стоял, страховал нас на случай неудачного прыжка.
Кармашкин прыгнул,
Смирнова прыгнула, даже Буров прыгнул, ну, и все остальные… А я не прыгнул.
Ну, то есть, прыгнул, но не так, как надо.
Не через козла.
А просто врезался в Андрея Ефимыча, он упал, а я через него перекатился.
Андрей Ефимыч встал, кряхтя, и спрашивает ехидно:
- Мурыгин, через кого же ты прыгнул?
Я и говорю задумчиво:
- Через козла…
Андрей Ефимыч обиделся и хотел еще одну двойку мне влепить, но тут, к счастью,
Буров отвинтил от шведской стенки перекладину и стал с ней гоняться за Кармашкиным с криком:
Я ниндзя!».
И Андрей Ефимыч на них отвлёкся.
Побежал за ними и споткнулся об козла, и снова упал… В общем, не до меня потом стало.
А я снова замолчал.
Теперь уж до конца занятий.
Вечером пришёл я домой, мама спрашивает:
- Как дела в школе?
Чего получил?
Ну, думаю, опять разговаривать придётся.
А я уже так молчать привык!
Да и не очень хочется про три двойки
Молча подал маме дневник и ушёл в свою комнату медитировать от греха подальше.
Теперь – что же получается?
Из-за двоек мне телефон мобильный на Новый год не подарят!!!
В лучшем случае – на день рожденья, если исправлюсь.
А день рожденья у меня аж в ноябре!
Может, ну его, это просветление?
Или нет?
Прямо не знаю!
Надо помолчать, помедитировать, глядишь, что и решится…
