Я был весел до боли, я был мрачен до жути.
Я прилежно шутил, я смеялся навзрыд.
Все меня занимало, до смысла, до сути
И мое любопытство стращало мой стыд.
И я падал с небес, ударяясь о землю,
Как Икар опаленный, как Антоний Святой,
В искушении новом, поученьям не внемля,
Вновь и вновь потрясенный ее красотой.
Я горел до угольев, я тонул до икоты,
Я взбирался на горы, я нырял с высоты.
Но меня укачало веселье до рвоты
И до слез раззадорили дуры-мечты.
Все в них было нарочно, неумно` и порочно,
Выставляя на людях меня дураком,
Лишь глумились они надо мной, днем и ночью,
Раздирая на части, меж небом и дном.
Я готов был рассыпаться в прах от бессилья,
Я готов был соперничать с Богом в любви,
Но меня больше нет. Нет подпруги и крыльев,
Пусть венок на могилу пока и не свит.
Даже время и то не излечит те раны,
Что нередко наносим мы сами себе,
По невежеству духа, словно стадо баранов,
По привычке, неведенью, не по злобе.
Я погиб для себя, я растрачен на мелочь,
Я - расхожая шутка, тупой анекдот.
Я не знаю, что мне с этим горем поделать,
Я боюсь, что никто ничего не поймет.
Материальность желаний, отсутствие мысли
И с злодейкой-судьбою тупая борьба:
Как известно, однако, на том поле боя
Чаще всех побеждает все та же судьба.
Я прожил как бреду, как во сне, как в угаре,
Все попробовал, все испытал, все успел.
От банальной рутины и до аномалий,
Только так и не встретил того, что хотел.
Среди истин одна мне не кажется странной:
Что всему есть вполне объяснимый предел:
За кулисами ночи день грядет, столь желанный,
Ведь конец, как известно, лишь начала задел.
