Я слушал их, не представляя что писать,
Перо дрожало, кто-то руку твёрдо направлял.
В ушах средь звона еле различимы голоса.
Позднее осознание пришло - это был я.
Это всё я на душной кухне богомо́лил,
Да так, что внутренний рифмо́метр зашкаливал.
И бросить это дело нет ни воли,
Ни совести, ни красного в бокале.
Мой космос беспросветен, море - лужа.
В неё плююсь, а от плевков расходятся круги.
Ты не вникай, зачем себя так мучить, ужас.
Бросай меня, иди читай других.
Бросай, мой друг, не бойся, выдержу удар,
Черкая дальше на полях рисунки, сноски.
От моих лестниц, не ведущих никуда,
В гробу вертелся бедный Маяковский.
И пусть ваш бесталанный автор стар не по годам,
Его стихам всегда останется семнадцать.
Из скважин смысла будет также течь вода,
А он в ней постепенно растворяться.
И буквы будут также заплетаться в хоровод,
Взрываться облака, сражаться ини с янями.
В момент, когда почувствует очередное "Ничего",
Чернила будут в лист врастать корнями.
Отнюдь не бабочки в его бездонном животе -
Слова порхают в невесомости и не имеют веса.
Пытаясь выродить живьём над полотном потел,
Но строки все рождались только через кесарево.
Да упокой ты (прости хоспаде) стихи мои на небесах
Во имя сына божьего, святого духа и отца.
Я обещаю удалить всё то, что раньше написал
И сочинить всё заново
С конца.
