О скорых гнездовьях орёт вороньё во дворе,
Шуршит под ногами ноль-градусное пюре,
Мрачнеют сугробы, рыдает карнизный хрусталь —
Сегодня неделя, как умер последний февраль.
Из слабости в сладость; парфюм-каблучки-маникюр —
Порхают стада подрихтованных офисных дур.
Явиться трофеи спешат на завистливый свет:
Герберовый веник, пустых комплиментов букет...
Всеобщие планы: с дисконткой — туда и сюда
(Грудинка-тартинки-по-акции-сковорода,
Винишко-бельишко — корзинная круговерть)...
И всем угодить. Накормить. А потом — похудеть.
Букетно-сервизно-конфетно — куда ни взгляни;
Продёрнулась люрексом грубая ткань злободни.
Лукавую мяту несёт по эфирной волне —
Целуются нолики, слиться стремясь в бесконе...
Сегодня бы ёжиться-пыжиться дате назло —
Чтоб жжёным сарказмом чужие столы занесло,
Но... чуть не с улыбкой Джоконды у всех на виду
На мятных ветрах пролетаю в капельном бреду.
Я праздную. Тоже. Под оттепельные бубенцы
Листаю незримый альбом года Чёрной Овцы,
Чтоб снова попался на общей странице земной
Открыткой заложенный день — Тот. Единственный. Твой.
...Ты тёпленький свёрток; ты в новое тело одет
(Страннее подарка давно не видал этот свет) —
Краснея смущённо, в окошко смеётся заря:
«С прибытием, парень! Вот юмор у календаря...»
Стерильно-безгрешен, ты весишь не больше кота
(Схватить, унести и запрятать!.. Вот только куда?)...
К вопросу вопрос. А ответы застряли вовне,
Где плавают нолики, слитые в бесконе...
Да кто, как не я, разглядит предвозвестие слёз
В цыплячьем сиротстве понурых пернатых мимоз?
Подавится ужасом смертной осенней тропы,
Скукожится в рокоте слитой во гневе толпы —
Да кто, как не я?!. Слёзы вьются в гудящую нить.
И всё же не может, не может ничто заглушить
Биение капель на тающем в ноль хрустале
В то — первое — утро твоё среди нас, на Земле...
