Звездочка мерцает, тревожа память, сердце заставляя стучать быстрей. Она вспоминает, как поддавалась, как себя позволила на костре сжечь безумной страсти, как в груди волны обращались, лаской ведомы, в штиль. Когда он поклялся, что все отринет, ей тогда казалось, что он шутил.
Буря, неподвластная морской деве, из души боль вынесла, разметав: лучше волю гневу дать, чем жить с раной, рассуждая, кто из вас был неправ. Она заперла его в темной башне до скончанья самых седых времен. Когда он поклялся, что все отринул, ей хотелось верить, что не ее.
Годы разделили, не отдаливши — и болит. Как прежде, оно болит. Он стоит над ней неподвижно, молча, так людского мало в нем — монолит льда и равнодушия в каждой фразе. Навь испивший, в Нави попавший клеть, он исполнил клятву. Глядит Царевна, и от боли хочется умереть.
