Как ходил Иван-дурак в эльсиноры,
Всё летел по облакам, плыл по рекам,
Проходил непроходимые горы,
Не шагала где нога человека.
Разбегался зверь лесной, лишь заслышав
Шаг Ивана неизвестно за сколько.
Шёл Иван да за духовною пищей,
А узнал, что он дурак, да и только.
В эльсинорах только Ваньку и ждали,
В эльсинорах без него не проехать.
А он пёр себе в хрустальные дали
На беду или вообще на потеху.
Позади остались дом и Маруся,
И детишки – мал мала да поменьше,
А Иван всё развивал тонковкусье,
Чтоб не чувствовать себя унтерменшем,
Всё старался приседал, лез из кожи,
Чтоб протиснуться хоть в норку бы в мышью,
Чтоб на хоббита хотя б стать похожим,
Раз на эльфа, видно, рожей не вышел.
У гамлЕтов получилось – мы тоже
Разместимся в этом замке-конфетке!
А в окошко улыбается Боже.
За окном грустят Маруся и детки.
И почти бы наведён лоск изрядный,
И почти уже лица не воротят,
И почти уже готовы сесть рядом,
Хотя смотрится – как будто напротив.
Только Ване повернуться неловко,
Жмёт в плечах, в коленях, в теле ломота,
И никак не помогают уловки,
И окно закрыть охота с чего-то,
Потому что из окна – то ли светит,
То ли капает солёною влагой.
Да на том или на этом мы свете?
Есть об этом ли с печатью бумага?
И ни Бога не видать, ни Маруси.
Вместо света только свеч отраженья.
Встал Иван, расправил плечи: Исусе! –
И захлопнул ставни резким движеньем.
И задуло свечи, сбило опоры,
И резные своды трещину дали,
И разбились зеркала эльсиноров,
И обрушились хрустальные дали.
Сотня хрупких утонченных предметов
Разлетелась с золотою мечтою,
И осталось тишиной без ответа
Ожиданье восхищенья собою.
А Иван застыл столбом, перетрусив,
И открывшейся вселенною ранен.
И остались только Бог и Маруся.
Вот и всё. А что ещё тебе, Ваня?
