«Лучше мне не знать о тебе ничего лишнего.
Лучше мне боготворить тебя, находясь в неведении,
Наивно думать о тебе лучше, чем есть на самом деле.
И выдумать тебе ещё несколько идеальных черт.»
Аффинаж (переведено с фр.)
Ты сидишь на скамейке, на площади пусто,
Как не бывает почти никогда.
Ты глядишь на Людовика, хмуришься, грустно
Вздыхаешь, отводишь глаза.
Крутишь банку с вином, покрасневшие пальцы
От холода даже не прячешь в карман.
Ты походишь чуть-чуть совсем на иностранца.
А я глаз отвести не могу — наркоман.
На коленях альбом, я бывал здесь раз сто,
Рисовал незнакомцев, фонтаны, кусты.
Но сейчас понимаю: всё это не то,
И набатом стучит в голове — только Ты.
Я совсем забываюсь, спешу передать
На бумаге черты Твои, мягкость волос.
Они светлые, вижу, но жёлтый фонарь
Золотит их. Мой бог, я влюбляюсь всерьёз.
Между нами не больше нескольких метров,
Подойти не боюсь, но не знаю — зачем.
Ты минутная муза, подарила на время
Свой ангельский образ и стала мне всем.
Сам себя убеждаю, и себе же не верю,
Усмехаюсь и думаю: а не все ли равно?
Я как будто любуюсь неведомым зверем.
Интересно, какое Ты любишь вино?..
Почему Ты грустишь здесь сейчас в одиночку?
Почему не пойдёшь Ты туда, где теплей?
Может, в жизни Твоей холод это цветочки?
Может, помощи ищешь Ты в свете огней?
Нет.
Мне лучше не знать о Тебе ничего, вот совсем.
Храни свои тайны, скелеты в шкафу.
Оставайся натурой, оставайся никем.
А я сейчас встану, уйду и…
Умру.
Ведь Ты смотришь.
Карандаш замирает, а сердце стучит,
Альбом бы захлопнуть и спрятать портрет.
Но Ты всё понимаешь, встаёшь со скамьи
И рядом садишься с негромким: «Привет».
Изучаешь набросок придирчиво, словно
Критик на выставке новых картин.
Карандаш не подходит, местами неровно,
Хочу оправдаться, хоть никто не просил.
Пусть я не закончил, говоришь, что красиво.
Вырываю листок, ставлю подпись — привык.
Забираешь, кладёшь в карман куртки лениво,
Но не уходишь, ждёшь действий моих.
И только теперь обращаю внимание
На бледные губы, голубые глаза.
Ты юн и прекрасен, пробуждаешь желание,
Кажется, теперь я добыча Твоя.
Цвет глаз твоих — море, но не это волнует.
В широких зрачках вижу: опыт, и Ты,
Наверно, из тех, кто наутро забудет.
Плевать, ведь сегодня Ты — ангел мечты.
***
Позднее утро, чужая квартира,
Это не редкость давно для меня.
Художник удачно вчера подвернулся,
И Его впечатлила моя красота.
Он рядом сопит, поднимаюсь на локте
И взглядом взбегаю вверх по спине.
Вообще, я не ждал, что сегодняшней ночи
Суждено завершиться не где-то на дне.
Даже если цепляю богатых, серьёзных,
Обычно везут не к себе — а в отель.
И после двух раз (относительно сносных)
На лапу — купюры, а дальше — за дверь.
А этот — другой, Он какой-то… не знаю.
Я вчера не искал, с кого денег содрать.
Была просто апатия — мёрзну, бухаю.
А тут, будьте нате, художник пристал.
Хорошо, не пристал, ведь я сам шаг навстречу
Сделал к нему, сунул нос в тот блокнот.
А портрет, хоть и быстрый, был классный, замечу.
Ладно, пусть будет расплатой за ночь.
Он все ещё спит, а мне надо идти.
Будить не люблю, но сбегать — ещё больше.
Как любовник, признаться, Он не ахти,
Я люблю по-другому, а Он прям святоша.
Где-то в недрах квартиры звонит телефон.
Я намеренно шумно, в чем мать родила,
Иду в коридор, где с меня ночью Он
Раздражающе бережно куртку снимал…
***
Уходя, дал мне номер, без имени, правда,
Подмигнул и сказал: «Ты звони, если что,
Спать нам с тобою, серьёзно, не надо,
Но ты занятный, сойдёмся легко».
Усмехаюсь, ведь знаю: всё это неправда.
Ты больше не хочешь видеть меня
И надеешься, что человек я не наглый,
Что звонить я не буду, забуду Тебя.
Но себя обмануть у меня не выходит: Ты невероятный…
Бумажку сжимаю, лечу к мастерской.
А три дня спустя Твой портрет уже внятный.
И на холсте Ты живой и желанный, родной.
Отпускать не хочу ни Тебя, ни Твой образ,
Но один лишь портрет — он, считай, ни о чём.
Напишу лучше серию, мне это просто,
Только б Твоим не обжечься огнём.
Всё так же не знаю, как звать Тебя, Ангел,
Но всё же звоню, сердце быстро стучит.
Берёшь трубку не сразу, наверное, занят,
Но меня узнаёшь. Ну, Боже, прости.
***
Корю себя долго: вот нахрен дал номер?
Ведь я так не делал вообще никогда.
Мне же плевать: жив Он там или помер,
Или любая другая фигня.
А Он, блин, звонит вскоре, просит приехать,
«Если ты не увидишь, то всё было зря».
А я что? Ну ладно? Разок чисто ради потехи,
А после, надеюсь, забудет меня.
«Ого…»
«Это крылья?»
«А это… А, понял».
«Серьёзно? Натурщиком? Бред не неси».
«Заплатишь? Ну нет, не настолько я шлюха».
«А сколько отвалишь?»
«Ну ла-а-адно».
«Мерси».
***
Проходят недели, Ты всё ещё рядом,
Но о себе говоришь очень редко и вскользь.
Ты Але́н, как Делон, и русский, что странно.
Ты почти не смеёшься и куришь в окно.
Я смотрю на Тебя и острей понимаю:
Ты вовсе не мальчик, отдающийся всем,
Ты обычно молчишь, но я вижу страдания
И что в жизни Тебе хватает проблем.
Кисти сами выводят сюжет на картинах,
А я лишь пытаюсь передать Твою боль
Или чувства, что спрятаны где-то в глубинах
Души Твоей, их у Тебя миллион.
Обожествлять Тебя было огромной ошибкой,
Пусть Ты красив, пусть в Тебе есть душа,
Но Ты так редко мне даришь улыбку,
Что теперь я хочу узнать ближе Тебя...
