"Ведьме" солнце палит златые косы, кукуруза шелестом вторит плачу. Платье пахнет хлоркой, а губы — морсом. Джейн идёт со школы чуть-чуть пораньше. И поля от шляпы бросают тени, солнце палит в голову в полдень жаркий, кровоточат содранные колени. Детям в ее возрасте "ведьм" не жалко. Ей за тихий голос плевки на парту, ей за взрослый взгляд переломан шкафчик. За рисунки странные бита палкой по худым плечам от ребят постарше. "Ведьма!" — дразнят девочки в раздевалке, "ведьмой" же исписаны все тетради. Джейн не дружит и не играет в салки, Джейн сидит всегда у окошка сзади.
Джейн глотает слезы, косясь на поле; дома ждут три кошки и пьяный Фрэнки. Кукуруза шепчет "Забудь о боли", ветер завывает "Заклей коленки, вытри свои слёзы, встань утром рано, в предрассветных сумерках жди спокойно и ответь мерзавцам как равный равным."
Джейн приходит в школу, и Джейн довольна. Джейн одна сидит у окна в столовой, и одна сидит в опустевшем классе. Некому теперь её звать вороной, "Ведьма" умерла, чтобы "Джейн" быть дальше.
Где-то в кукурузных полях Техаса, на одной из вытоптанных полянок, девятнадцать куколок из атласа свой нашли приют в тьме глубоких ямок.