В городе Н. постоянны дожди и туманы. Тянутся, тянутся, бусинки пасмурных дней. Парк нелюдим, мокнут краны, пусты рестораны. В лужах холодных застыли огни фонарей.
В городе Н. перемен ожидают едва ли. Как в холодце застывает желание жить. Вроде живут, но как будто поумирали. Вечный вопрос не волнует их - быть иль не быть?
В городе Н. на «Заречной» дымит кочегарка.
Жарко. Не спит и не ленится брат-кочегар. Метр от двери до топки. У топки скамейка. Чёрная горка угля, всюду пар и вонючий угар. А на скамейке объедки от сыра и, с рюмкой, Глафира. Он не прогонит, она и приходит. Так-то ж не любовь…
А любовь - за рекой, а не где-то на краешке мира: Эх, если б знал! Целовал бы её вновь и вновь…
Там, на «Речной», медсестра заступила на сутки. Лампа и книга, журнал и гранёный стакан. Вынесет «утку», подремлет тревожно минутку. А после, мечтая, читает любовный роман.
В этом романе встречаются люди в трамваях. На дискотеках, в аптеках, в метро и в кафе. Ночью и днём, в сентябре, в декабре или в мае, трезвыми люди влюбляются и под «шафэ»
Но от «Речной» до «Заречной» трамваи не ходят . Нашим героям не встретиться в них никогда. И параллельны реки берега, мост не строят. Что тут поделать, ну, что тут поделать? Беда…
К ней, раз в неделю, заходит очкарик-ботаник. Луком дыхнёт, принесёт пару вялых цветов. Высосет шкалик, попрыгает малость, как кролик. Даром живой…
Ну, какая тут, нафиг, любовь?..
А любовь - за рекой… Боже мой, почему так бывает, что живём мы не с теми кто нам предназначен судьбой? Жизнь идёт, время тает и тает, и тает…
И уносит надежду найти наш душевный покой.
35 за спиной, ему снится смех Верочки дочки.
Ей уж 30 и снится Серёжка сынок.
Где же их встреча и, где их счастливые ночки?
Ну, перекинь через тёмную воду, мой Боже, мосток!
Но от «Речной» до «Заречной» не ходят трамваи,
между ними река. И река глубока, глубока…
