Меня спрашивают: «Откуда ты берёшь образы для своих стихов и рассказов?» Да везде: в кафе, на работе, на улице…
Купил я как-то билеты на поезд и решил от пермского вокзала прогуляться пешком: теплынь, бабье лето. Иду себе, греюсь на солнышке, дай, думаю, посижу на лавочке, и блокнот достал. Вдруг, как говорится, придёт чё в голову? В общем, записка на салфетке… И не ошибся ведь.
Сижу, глаза прикрыл и жду, когда рифма снизойдёт. И что вы думаете, быстрее рифмы, но очень тихо, подошёл сюжет для рассказа.
- Кхе-кхе, простите, сударь, - вывел меня из нирваны мягкий голос.
Мои глаза увидели некоего гражданина средних лет изрядно потрёпанного жизнью. Обладатель мятого костюма был давно не брит, не причёсан и, вероятно не мыт. Но всё это почему-то нисколько не отталкивало. Вспомнился Паниковский. Впрочем, на артиста Машкова он тоже смахивал, в чём я скоро очень даже убедился.
Я вопросительно глянул на него, и он начал:
- Здравствуйте, уважаемый! Простите меня за невольное вторжение, но я не мог не остановиться рядом с вами. Судя по вашему лбу, вы человек, наделённый разумом…
Я невольно заволновался и, даже как-то захотелось, чтобы эти слова, услышали ещё какие-нибудь люди.
- Вы не ошиблись, - попробовал я ответить хоть как-то, - а он поправил несуществующий галстук, и продолжил:
- Вы сразу произвели на меня хорошее впечатление, а уж поверьте, я людей повидал в разных местах…
При этих словах я вдруг заметил на его руке наколку в виде русалки, хвост которой украшало имя Аня. Перед буквой «А» была густо заштрихована, как я понял, буква «Т» или «М». А может и «В». Ну, всякое в жизни бывает…
- Понимаете, друг мой, - он сунул руку под пиджак, почесал подмышку, и стало заметно, что расстёгнутые штаны держат разного цвета подтяжки, - я очень хочу домой, но каждый шаг причиняет мне невыносимую боль. Я участвовал в различных битвах, защищая Отечество, и мой позвоночник перебит в нескольких местах. Могу снять свои скромные одежды и показать незаживающие раны, - и, несмотря на мой протест, «Герой Отечества» стал снимать пиджак, не переставая при этом говорить:
- Я хочу ехать в Мотовилиху к своим родным пенатам, как человек, на автобусе и при этом вспоминать вас добрым словом. Одарите меня, пожалуйста, десятью рублями…
Он стоял освещённый солнцем, и под расстёгнутой его рубахой, как в кривом зеркале синим, сияли наколотые лучи, а я был удивлён этим сочетанием унижения и достоинства. Я был покорён столь тонким психологическим подходом. Я был восхищён почти профессиональным артистизмом. И я не мог не дать этому необычному человеку десятку, которую он вероятнее всего превратит в ближайшей аптеке в пузырёк какой-нибудь настойки. Бог с ним…
- Премного вам благодарен, сударь. Вы знаете, я прошёл долгий путь, примерно десять лавочек, и никто ведь не дал мне ни одной копейки. Зажрались сволочи... Простите мне эту невольную грубость. Ну что же, приятного вам отдыха, мне пора...
Шагов десять он прохромал, а потом бодрой рысью запылил, как я и предполагал, в сторону дурацкой вывески «Мир лекарств».
Нисколько не жалея о подаренной десятке я взялся за перо…
