Русское поле встретилось с маленьким полюшком,
изрешетчатым пулями, взрывами, минами, кровью.
Оно протянуло объятья, как сказку о Золушке
с огромной, молитвенной, словно с отцовой любовью.
Оно отмолило его у всего непрощённого мира,
оно защитило, укутало в медь, в зверя, в бронник.
Укутало в птицу от взрывов, что вместо пунктира,
не видит теперь его сверху врага беспилотник.
Веди меня за руку в мяту, в подсолнечник, в клевер,
веди меня, поле, целуя цветами и грея
по белой тропинке, где встретилось с маленьким полюшком,
здесь предки мои Песнь о Вещем Олеге задумали,
и я не отдам ничего: ни соломки, что полая,
ромашки и дудочки, пчёл желтобрюхих и ульев!
Они прорастут сквозь меня золотые, цветистые,
они проскользнут сквозь меня коготками цыплячьими,
дубами, берёзами, ивами встанут, плечистые,
а пахнут, а пахнут до слёз, спазм капустою заячьей!
Никто не учил так любить это поле, что родина,
ни школа, ни книги, учебники, двор, что с сараями,
лишь поле учило!
Объявшее лес и болотину!
Лишь поле учило моё богатырское, ратное,
объявшее малое поле, припавшее словно бы
Матросов; оно амбразуру закрыло сквозящую,
своё опрокинуло тело, одевшись в зелёное,
как будто дитя: позвоночником, чревом да хрящиком.
Быть воином, значит, во поле сражаться за правое,
быть воином, значит, не сметь умирать, становиться лишь
во весь горизонт словно поле огромною правдою,
в которой есть сила,
не спрячешь её за глазницами.
