Болдинская осень от слова Большая
Литература, как и война, дело молодых. Сказал же Виктор Цой: «Лекарство против морщин».
Андрей Вознесенский воскликнул: «…для подвига рождена,
отечественная литература —
отечественная война».
В поэзии должно быть всё свежо – свежая красная-красная кровь, свежее с надломом поэтическое слово, свежайший образ и метафора.
Когда я говорю – «дело молодых», я не имею в виду возраст в паспорте. А молодость должна быть в душе, ибо известно, что годы сосчитать невозможно.
Итак: Литературная премия «Болдинская осень» на самом деле уже не младенец, она существует с 2007 года. До 2001 года премиальность её была в виде творческого конкурса: по номинациям «Проза», «Поэзия», «Литературная критика» один раз в два года. И в связи с празднованием восьмисотлетия Нижнего Новгорода премия учредилась в рамках всероссийской.
Кроме этого, фонд премии один из самых богатых. Его сумма 1 200 000 рублей. Победители Премии в номинации «Проза» и «Поэзия» получат по 300 000 рублей, а победитель в номинации «Литературная критика» – 150 000 рублей. Авторы, вошедшие в «короткие списки» в каждой из трех номинаций, получат денежное поощрение в размере 25 000 рублей каждый. Это редкое явление, чтобы короткие списки тоже поощрялись в денежном эквиваленте.
Есть города, которые известны не меньше, чем Н. Новгород своими поступками, губернаторы поощряют воинов, ушедших на СВО, поощряют семьи, которые обзавелись первенцами, поощряют ветеранов.
В городе Нижнем Новгороде недаром родился писатель М. Горький, учредивший Союз писателей в России, здесь жил и творил Николай Добролюбов, есть мемориальная доска А. Мариенго́фу, есть улица имени поэта-фронтовика Александра Люкина, улица имени Бориса Корнилова. Может, когда-то и нашими именами назовут площади, парки, скверы!
Вообще, сам город в литературном отношении уникален – (Там, где Анненковым ссылка. Дом – в цвет синицевый.
Город мой называть вы не смейте тюрьмой!
И горжусь, что я женщина – этой провинции:
ссылка Сахарову,
а мне просто домой!), здесь есть переулок имени Короленко, несколько библиотек имени А. С. Пушкина, как в городе, так и в области.
Ну, и самое главное – это уникальное место по географии и местоположению – село Большое Болдино. Барский пруд, церковь, Львовка! Сердце замирает! Кстати, во Львовке ещё остались местные жители, чьи предки помнили самого А. С. Пушкина и особенно Наталью Гончарову. Остались письменные и устные рассказы.
Сразу уточню, что я в планетарном смысле не являюсь поклонником литературных соревнований, конкурсов. Но премия «Болдинская осень» нечто особенное. Ибо своё. И поэтому трогает сердце. Ибо многие номинированные выросли на моих глазах, я их помню, так сказать, с пелёнок. Кто-то ходил в кружок, кто-то из них в литературное сообщество.
Прием заявок на Премию начинался в этом году с 26 августа, с 30 сентября по 27 октября экспертный совет, состоящий из 12 членов жюри (не люблю иностранное слово ридеры), опубликовал «длинные списки» Премии, а затем с 28 октября по 24 ноября определил короткие списки.
Итак, вспомним традиции лонгов и шортов. Откуда, гой еси, названия эти пошли? Началось всё, согласно истории, с фондовых рынков, оттуда растут корни данных слов. «И списки проструились все в длину…»
Здесь бы мне хотелось поподробнее остановиться на списках поэтов, так как этот жанр мне ближе. И я по образованию филолог.
Итак ДОЛГАРЕВА АННА ПЕТРОВНА (город Санкт-Петербург). Хотя Анна Родилась в Харькове, там же окончила химический факультет, училась на кафедре Луганского государственного университета имени Владимира Даля, по профессии Анна журналист (Я здесь не женщина, я – фотоаппарат…) Выпустила Анна здесь две книги стихов: «Из осажденного десятилетия» (2015) и «Уезжают навсегда» (2016). Публиковалась в журналах «Москва», «Дружба народов», «Нева», «Урал», «Крещатик», «Юность», «Дальний Восток», «Аврора», «День и ночь». Анна Член Союза писателей России. В Москве Анна Долгарева издала три сборника стихов: «Лес и девочка» (2019), «Русский космос» (2019), «Сегодня» (2021). И т д.
Меня Анна восхищает богатством ритмов и той особенной, бездонной музыкой:
«Что открылось перед ними, Германом и Савватием,
Когда они причалили к гладким камням,
Стояли перед моря Белого бушеванием,
Истовое молчание благоговейно храня?
Северный свет неяркий, мох между скалами,
Голубая дымка, холодная зелень.
Ветер, налетающий шквалами
На суровую землю.
Крики птиц, по-северному иные и странные,
Голых округлых камней покатость.
И это была земля их обетованная,
Еще не святая, но предзнавшая святость»
Я бы поэзию Долгаревой Анны сравнила с симфонией Дмитрия Шостаковича. Если бы она не была закована в слово, то она бы звучала именно так. Особенно вот эта моя любимая часть –«трам-там-тарам-па…»
Уникальность поэзии Анны в том глубоком нерве, что таится внутри каждой строки:
Монастырь явился Зосиме после бессонной ночи,
Он стоял, светлый и осиянный,
Словно даже тени стали короче,
Из лучей солнечных изваянный.
Зосима смотрел, виденьем завороженный,
И молился: «Благодарю Тебя, Господи Боже».
А монастырь качался, в воде отраженный,
И резные кресты его выделялись четче и строже.
Так и вырос тут храм деревянный на берегу каменистом,
Срубленный монашескими руками.
А вокруг озера рассыпались, как монисто,
И росли пушистые мхи на холодном камне.
Есть в ней это самое корневое, беспощадное, огромное и ранимое…
Осень – это время года. Осень – это состояние поэзии. И это много-много золотого.
Северная земля, земля святая,
Прямая дорога от земли до рая,
Светлые Соловки.
Насколько видно вокруг простора,
Стоит дремучий лес да озера,
Сосны да березняки.
Рыбаки, как ранее, тянут сети,
Монахи на вечерне поют «Свете
Тихий», и льется свет
В высокие окна святого собора,
И море лежит, сколько хватит взора,
И нет ни минут, ни лет.
И проходят в годину неустроений
Еле различимые в дымке тени —
Монахи, солдаты да моряки.
Черный и влажный камень покатый,
Зеленый мох, ногою примятый, —
Вот они, Соловки.
Стихи Анны надо просто читать. Там такая тонкая вязь, такое огненное и русское, что любой глагол становится раритетом, хотя оно уже ожгло грудь до написания. И это Пушкинское – сердца людей – глагол Анны пронзает и увеличивается в размере.
Перейдём к следующему автору из шорт-списка:
Это Аксёнова Ксения Александровна (г. Москва)
— Кто ты? — спрашивает птичка,
севшая на грудь.
— Дочь бумаги, склеротичка,
вытекшая ртуть.
«Отче наш» в мозгу пытливом
теплится с трудом.
Потому что грозным взрывом
опрокинут дом.
Дом, где мыслил, цвёл и вырос
слов моих тростник,
где на этом месте вирус
огненный возник.
Этот дом, вверх дном стоящий,
тлеет в тишине.
Слов последних чёрный ящик
всё расскажет мне.
Чем свеж образ? Спросите вы. А необычным в рифму построением. Этакой шарадой и загадкой одновременно.
«Чёрный ящик слов» - вслушайтесь!
Каждое скрипт под каблучком. Под гравием асфальта:
…и нам когда-нибудь случится
узнать, что время шло насквозь.
Покажет пойманная птица
пустую горсть
тому, кто жадно дышит прошлым,
кого отчаянно несёт
в такую оторопь, что можно
забыть про всё.
Поэзия Аксёновой Ксении относится к жанру городской пейзажной лирики. И в отличии от патриотических стихов Анны Долгаревой, её стихи ближе к философской, сюжетной канве. Стихи отличаются внутренней сжатой пружиной в груди каждой строки, и в конце стиха эта пружина выпрямляется и вжимает уже самого читателя в первоначальный, в первопрестольный образ.
Терентьев Дмитрий Алексеевич из г. Нижнего Новгорода. Его поэзия ближе к сормовской, народной лирике. Она густа, напевна, и по своей афористичности относится к рабоче-крестьянской архаике.
Где летит медовая пыльца,
и от хлеба ломятся амбары,
где зовут созвездие Тельца
сокровенным именем Стожары,
разумея, что небесный бык
скотьим богом выведен на пашню,
каждый телом пробовать привык
василёк, веронику и кашку,
прорасти в родной земле готов,
сохранив себя крупицей лета, –
хоть пыльцою луговых цветов,
хоть песчинкой солнечного света.
И вот ещё одно стихотворение Дмитрия из свежих:
Пой меня влюблённая вода,
проводи по волоку туда,
где речная плачет Эвридика
на Мочальном острове, дойдя
по шершавым отмелям дождя,
ягода грустнеет подождика.
В междуречье Волги и Оки
наши речи вольны, далеки –
похвалы родному пепелищу,
оклики заволжского певца,
говоры окраин Городца,
оды заповедному кладбищу.
Наши земляные имена
водные запомнят письмена,
предадут корням. Пройдут мирами
новыми спокойны и легки
в междуречье Волги и Оки,
где и мы когда-то умирали.
Особенно хочется выделить строку «где и мы когда-то умирали».
Поэт молодой. А именно молодые чаще всего задумываются о смерти.
И это подтверждает мою фразу, что «литература, как и война, дело молодых…»
Баранова Евгения Олеговна (псевдоним Евгения Джен Баранова). Как сама она пишет: родилась в 1987 году в Херсоне. Окончила СевГУ по специальности «Информационные управляющие системы и технологии» в 2011 году. Публиковалась в журналах «Дружба народов», «Звезда», «Новый журнал», «Интерпоэзия», «Новая берег», Prosodia, «Крещатик», Homo Legens, «Новая Юность», «Кольцо А», «Зинзивер», «Юность», «Сибирские огни», «Независимая газета», «Футурум АРТ», «Плавучий мост», «Дальний Восток», «Дети Ра», Лиterraтура, «Москва», «Южное сияние». Лауреат премии журнала «Зинзивер» (2017); лауреат премии имени Астафьева (2018); лауреат премии журнала «Дружба народов» (2019); лауреат межгосударственной премии «Содружество дебютов» (2020). Финалист премии «Лицей» (2019), обладатель спецприза журнала «Юность» (2019). Автор пяти поэтических книг, в том числе сборников «Рыбное место» (СПб.: «Алетейя», 2017), «Хвойная музыка» (М.: «Водолей», 2019) и «Где золотое, там и белое» (М.: «Формаслов», 2022). Стихи переведены на английский, греческий и украинский языки. Сооснователь и главный редактор журнала-издательства «Формаслов». Живет в Москве.
Время рисует в мальчике старика.
Тонкое, топкое — это ли не река,
тёмная, уносящая
пяточками вперед.
Что ты себе придумывал?
Сверху лёд.
Мокрая варежка, тает снежок в носу.
Машку не дёргал, тетя, не сёрбал суп.
Что же мне тридцать, семьдесят, сорок два.
Кожа да кости.
Циферки да трава.
Я же хотел Гагариным ухнуть вниз.
Я же хотел трансформера и "Love is".
Время макает кисточку, зло трясёт.
Я у него под капельницей.
И всё.
Сколько ни хныкай, сколько ни жги журнал,
двойка получена — ты её проморгал.
Чёрная комната. Чёрный воздушный яд.
Белки и Стрелки под потолком парят.
Поколение 90-х, выросшее в нашей России, воспитанное здесь, выученное и, я бы сказала, вышколенное этими нашими подвисшими в космосе временами и само, в данный момент находящееся, в неком сетевом пространстве – идёт именно такими шагами. Почти неслышными.
Ибо сеть она и есть сеть.
Запрятать бы.
Запрятать бы.
Запла...
Заплаткой.
Стекловатой.
Мотыльком.
Ты говорил, я, кажется, жила
у колокола горьким языком.
Ты говорил так долго, что исчез:
где яблоко, там семечки гниют.
И, сколько ни бегу, я только здесь,
беззвучная, над пропастью минут.
А сны! какие сны! куда мне сны,
когда я просыпаться в них боюсь.
Я хоккеист на рейде запасных.
Я панцирем разжёванный моллюск.
Дрожу себе в квартире угловой.
И ничего не слышно, никого.
Мне голос был. Он правда-правда мой.
Я честно-честно слышала его.
Грановский Максим Борисович, г. Санкт-Петербург. Из города на Неве. Разводных мостов, своими громадами целующих небо.
Он – поэт и переводчик. Член Союза писателей России. Автор двух книг стихотворений. Лауреат премий, победитель «Битвы Поэтов».
Когда двое любят, тогда, в стороне
От нашего черного мира,
Люди летают, как птицы во сне,
Синицы купаются в новой весне,
А невесомые песни
Глушат рокот мейнстрима.
Чуть только полюбят, тотчас вдалеке,
На взъерошенной, рыжей планете
Рассветы купаются в желтой реке,
Алмазами камни горят на песке,
И звезды кружатся вокруг
Фантика нового солнца,
Развеселые, словно дети.
Когда они любят, зимою в лесу,
Проснувшийся самым последним,
Цветок раскрывает по лепестку
Себя. От восторга держа на весу
Бутон, непроявленную красоту
Вытягивает из столетий!
Там время во время течет без минут,
Без физики точной и грубой.
Там лирики нет. Но вселенная труд
Вершит. Но опять неизвестен маршрут
В бессмертие.
Смертные любят.
Константин Комаров автор книг стихов «Невесёлая личность», «Безветрие», «От времени вдогонку», сборника критических статей и рецензий «Быть при тексте». Лауреат премий.
Читаем:
Не о себе всё то, что о себе
я говорил — темно и неопрятно.
И слово пробегало по губе
и, поскользнувшись, падало обратно.
Но о тебе — всё то, что о тебе,
весь этот роковых признаний ворох.
Всё сказанное — в силе и теперь,
когда я не нуждаюсь в разговорах.
Ты ж ничего не скажешь обо мне,
о том, как я немею и мельчаю.
И я смогу, как прежде, обомлеть
от твоего огромного молчанья.
философская лирика переходит в гражданскую:
Если душой не кривишь, значит душу кровавишь,
вечный стратег застарелой незримой войны,
но тишина пианино, лишённого клавиш,
кажется мне безысходней простой тишины.
Чёрные вороны красятся в белых и каркают громче,
стая огромна, но каждый прекрасен и крут,
старыми сказками кормит их новенький кормчий,
им всё равно, и они с удовольствием жрут.
Может быть, правда, темны аллегории эти,
только ведь я не пишу проходные хиты,
но пустота, где живут лишь поэты и дети
кажется мне необъятней простой пустоты.
Я заскочил в этот мир покурить и погреться,
курево есть, а тепла – невеликий улов,
только слова, что срезаешь с поверхности сердца,
кажутся мне повесомей обыденных слов.
Что мне ещё рассказать тебе милая Нина,
не забывая пока, но уже не любя?
Может, как Батюшков видел во сне Гельдерлина,
так же во сне я однажды увижу тебя.
Хочется радости, блин, да вот как бы узнать бы
где эта радость, да рифма опять не велит.
Всё заживает, всегда заживает до свадьбы,
всё заживает и после уже не болит.
Время пройдёт, ничего не поставив на место,
промарширует по нам, как военный парад,
но, поддевая зрачком глину этого текста,
может быть, ты улыбнешься, и я буду рад.
Конкина Надежда Александровна (псевдоним Надежда Князева), город Арзамас, Нижегородская область.
Долгие проводы, длинные провода.
Когда уже не вывозишь,
Хочется длительно ехать, не важно, куда.
Разомкнуть лемнискату рельс,
От страха не дребезжать,
Ощутить пустоту внутри как зрительный зал.
Обгоняя ночную грозу в полусне,
Поутру
Трамвай врезается носом в песок.
Пассажиры выходят размяться,
Ноги омыть в волне.
……………
Если и правда запахи -
это частички веществ,
свободно парящие в воздухе,
забегающие погреться
в подъезды ноздрей,
может быть,
они несут в себе молекулы прошлого.
Ощутишь острый запах дождя -
и вот уже с Юлькой
летом девятого класса
готовишься к экзамену по биологии,
изучая строение цветка
по только что сорванному
через открытое настежь окно
мокрому водосбору.
Симметрия формы цветка
и прозрачного запаха -
музыка.
Вечная классика.
Подсушенный запах сосновой хвои
переносит на широкий крашеный подоконник,
где сидела, смотря на неопадающий лес
с горьковато-зеленым чувством
неотвратимой невыбранности,
которое, тем не менее,
расширяло размах вдоха
и границы самой себя
до самого серого купола
сентябрьского утра,
и эта сквозная ранка посередине -
просто резонаторное отверстие,
чтоб громче играла музыка,
больная красивая музыка.
Новая музыка.
Довольно странно осознавать,
Что этого не существует,
а есть только микроскопические
невидимые частицы,
метко попадающие
в нужное место
пластинки памяти,
которую слышно,
как только что пойманный голос
давно ушедшего прошлого,
что каждый запах пробуждает
целый пять-дэ кинофильм,
столько лет пролежавший на полке
твоего подсознания.
И в каждом из них
беззвучная странная музыка.
Рваная равная разная музыка.
Музыка.
Сама по себе Болдинская премия не является мерилом внутреннего ощущения громоздкости. В ней присутствует этакая лёгкость пушкинская, даже невесомость. Росчерки пера разноплановы. Пейзажны.
Одухотворённость внутри, описательность и некая нерезкость бытия.
Лишь чёрточки.
Авторы вошедшие в короткий список премии по возрасту до сорока пяти лет. Их осмысление мира, философии внутренней имеет глубокий смысл. Этакую водную стихию. На поверхности гладь, внутри бушует океан.
Авторы известны в России, и, как модно говорить, за рубежом тоже. Они немного надмирные. Парящие. Так решили члены жюри, наши секунданты.
Вообще, кому отдать предпочтение, всегда вопрос, на который нет ответа. И всегда всех судит время. Но это не минуты, и не часы, и даже не годы. Это то, что будет потом, затем, после всего как.
Не буду заострять внимание на социальных проблемах бытия.
Не стану говорить о патриотичности, военности, ядерном апокалипсисе.
Не стану призывать к мощной теме о нашей родине и её судьбы в данный момент.
Не буду говорить, «а посмотрите в окно».
Они сами, если захотят, то посмотрят, увидят, напишут, зафиксируют. Уловят потоки времени. Услышат музыку проникновения.
Её главную древнюю, беспокойную мелодию.
Ибо родина зовёт вас.
Вы же в шорт-листе.
Вы впереди.
И всегда думаю, что как мало сказано, хотя кажется, что сказано всё. И как мало люблено! Хотя уже всё перелюблено! И как мало времени, хотя вечность в каждой строке!
Мне показалось, что премия Болдинская находится на нейтральной полосе. Она как бы в центре мира, возле оси его.
А земля делает свои обороты, кружит, и над ней звёзды. Звёзды Москвы, Питера, Донбасса, Урала, Сибири.
И они зажигаются сегодня.
Они лучами скрещиваются в одной точке – в ОСЕНИ Болдино.
Большой Осени. Большого Болдино.
И дорога туда размашистая, широкая, объёмная.
Лишь бы сердце было наполнено.
И это главное.
