Мне будет тринадцать. Повесится дальний друг.
Я что-то узнаю о раке и все — о горе.
Мне снится ночами ритмичный знакомый стук,
Мой голос теряется в бледном шуршащем хоре,
Который чеканит. Снова. И снова. Сно...
Мол, «те, что сильнее, со временем спрыгнут сами»*.
Я старше себя из тягучих кошмарных снов.
Я старше Сереги и Макса, Витька и Сани.
Я старше Илюхи, ушедшего в Рождество,
Мечтавшего о машине, жене и сыне.
Я больше не верю ни в Хогвартс, ни в волшебство,
Ни в русский Авось, ни в российскую медицину.
Я больше не верю. И в этом простом «Я не»
Скрываться удобней и легче, чем в алкоголе.
Но каждое слово вгрызается тем больней,
Чем глуше звенит позывной настоящей боли.
Так воют сиреной, белугой, навзрыд, навсхлип
(С упорством маньяка убойно-задорной клюквы),
Пока не сотрутся медовые кущи лип,
Колодец и дом - до последней давящей буквы.
Мне будет нисколько - и несколько наплевать,
На смену времён и режимов, сезонов, трендов.
Душа, как дешевая лампочка в сорок Ватт,
Сгорит, не дождавшись хвалёного хэппи-энда.
Так день ото дня непрерывного «вери гуд»,
Я что-то узнаю о жизни и все - о страхе.
И если серьезно, над кладбищем звезды — жгут
Глаза до желания просто закрыть их нахер.
*вариация строчки из стихотворения This is Sparta поэта Олисс.
