Шла вперед и вперед. До последнего крика,
до последней судороги в груди.
Ей отец говорил еще:
- Слушай, Ника:
страшно будет. Очень. Но ты иди.
В Новый год не придет Дед Мороз, и сосен
лапы будут валяться по всей земле.
И ни капли не пушкинской будет осень,
да и лето дотащится в ржавой мгле.
Но иди. Напролом, если будет надо,
все девчоночьи силы собрав в кулак.
Ты же умничка, Братская. Выбей гада
с наших сел, с наших речек...вот так...вот так...
Ника слушала, рядом с кроватью сидя,
глядя, как ее папа рукою честь
отдает своей дочери, дочь не видя.
Ника встала. Вскипела, взбурлила месть.
...Ника шла. В перепачканной гимнастерке
(пепел падал в глаза, в душу лез песок).
Может, ей посвящен был "Василий Теркин",
Нике Братской, девчонке простой? Ребенку,
затянувшему крепче свой поясок?
Никогда не державшие дула руки
одного за другим повалили с ног,
А приличные губы кричали:
- С*ки!
Вот вам, вот вам! Все прыгайте в костерок!
Но последние ноты благого мата
автоматная очередь пресекла...
Ника зыркнула в бешенстве на солдата -
и упала. И папу звала, звала...
Гимнастерка пропитана детской кровью,
но девчоночьи силы собрав в кулак,
Ника шепчет:
- Я слышу, как твари стонут.
Я из сел их, от речек...вот так...вот так...
...Ника шла. В перепачканной гимнастерке
(пепел падал в глаза, в душу лез песок).
Может, им посвящен был ""Василий Теркин""?
Никам Братским,
ушедшим совсем не в срок?..
