Как-то, выбрасывая мусор, я заметил на асфальте у контейнера толстый ежедневник в хорошем, плотном кожаном переплёте с медной пряжкой. И по причине моей пожизненной страсти к книгам и рукописям не смог пройти мимо – открыл и… с первых же слов понял, что это что-то важное. Эти слова были – «Высший суд».
Мусорный бак место неподходящее для того, чтобы погрузиться в чтение, и я прочитал свою находку дома, у себя в кабинете. Выполненные чёрными чернилами, слегка выцветшие записи велись не каллиграфическим, но аккуратным, разборчивым почерком – видно было, что до печатной машинки или клавиатуры компьютера эти буквы так и не дожили. Но, очевидно, в том и не нуждались – это была сердечная тайна... нет, сердечная рана незнакомого автора. Одна из тех, которые не выставляют на всеобщее обозрение и не показывают даже близким. Но, дочитав до конца, я понял, что дело это далеко не личное и эти строчки непременно следует опубликовать. Хотя бы для того, чтобы в дальнейшем никто не повторял страшных ошибок и заблуждений прошлого. Пусть даже личного характера.
***
Они умерли в разное время. Прожили свою жизнь по-разному, но всегда были, как казалось почти всем, на высоте и недаром учились в классе «А». И считались во всей школе лучшими. И даже вопросов ни у кого не возникало – кто лучше всех в школе играет в хоккей?.. в волейбол?.. в баскетбол?.. танцует?.. рисует? Конечно, – класс «А». Но именно они убили человека – парня из параллельного класса. Для всех, кроме них, тот паренёк просто исчез, пропал без вести, и никто не мог его найти – несмотря на все обращения в милицию и высшие инстанции его отца и слёзы матери. Двенадцать несовершеннолетних юношей, давших друг другу клятву молчать об этом всю жизнь. Они сохранили эту клятву до конца жизни, и теперь…
- Встать, Высший суд идёт! – объявил крылатый секретарь.
В зал входит Высший Судья, облачённый в белую мантию, с нимбом над головой (как изображают Его живописцы):
- Прошу садиться.
- В судебном заседании производится разбирательство по делу группы лиц, 27 июня 1973 года нанёсших по предварительному сговору травмы, несовместимые с жизнью, Толоконникову Геннадию Александровичу, бывшему ученику школы номер 25 города Веренска, северное полушарие Земли, бывший СССР, РСФСР. Судебное разбирательство производится в соответствии с п.1 Закона Неба и Земли: «Каждый получает воздаяние по его заслугам и прегрешениям». В суд для дачи показаний вызывается обвиняемый Большаков Сергей Валерьевич, бывший ученик класса «А», скончался естественным путём 12 мая 2042 года.
В зал вводят пожилого мужчину крепкого телосложения.
- Суду известны все подробности настоящего дела, но они должны быть рассмотрены в судебном заседании. Обвиняемый, вы готовы дать показания по существу данного дела?
- Да, Ваша Честь.
- Вы обвиняетесь в организации незаконного и унижающего человеческое достоинство преследования (то есть травли) бывшего ученика школы номер 25 Толоконникова Геннадия Александровича, а также в сговоре с целью его убийства и сокрытии данного преступления до конца вашей земной жизни. Вы признаёте свою вину?
- Да, Ваша Честь. Но только частично.
- В какой же части?
- Я не участвовал в сговоре с целью убийства Толоконникова. Напротив, я пытался отговорить одноклассников от их плана. А то, что Вы называете травлей, было нашей естественной реакцией на грязный поступок Толоконникова. Нашим бойкотом, в котором участвовал практически весь наш класс. И, потом, я не организовывал этот бойкот – я просто продолжил то, что стихийно начали делать мои другие одноклассники… точнее, одноклассницы.
- Поясните: о каком грязном поступке убитого вы говорите?
- Он в издевательской манере назначил свидание нашей однокласснице, Свиридовой Валентине Алексеевне, в месте у здания школы на время, которое уже прошло. Якобы предложил ей сходить в кино.
- То есть?..
- Ну, шёл уже четвёртый час, а он назначил это якобы свидание на три.
- И что, ваш класс сразу начал свой «бойкот»?
- Не сразу. Это было в субботу, в воскресенье уроков не было, и всё началось в понедельник.
- Как это происходило?
- Сначала девчонки о чём-то шушукались, а нам не говорили, и мы с удивлением смотрели со стороны, как Валя и её подруги ходили вслед за Толоконниковым и хохотали ему в спину.
- То есть издевались над парнем?
- Нет – бойкотировали.
- В какой форме начали «бойкотировать», как вы утверждаете, Толоконникова вы сами?
- При встрече с ним в коридоре школы я резко присаживался прямо перед ним на корточки, выбрасывал руку вперёд ладонью вверх и выкрикивал слово… Точнее, восклицание...
- Какое?
- «Па!»
- Зачем?
- Ну, надо было, чтобы он почувствовал, что его ненавидят.
- Как реагировал на это убитый?
- Он смешно подпрыгивал от неожиданности.
- К обвиняемому есть вопросы у участников заседания?
Раздался голос прокурора:
- Есть, разрешите, Ваша Честь…
- Уважаемый прокурор, отложите Ваш вопрос – мы к нему вернёмся позже, а пока в суд для оглашения экспертного заключения вызывается наш специалист – толкователь сложных понятий.
На трибуне возникает лицо ангела в синей дымке.
- Поясните суду, что такое бойкот.
- Ваша Честь, согласно всем толковым словарям Земли, бойкот – это публичный отказ устанавливать либо поддерживать отношения с государством, организацией, персоной или группой лиц.
- Обвиняемый, когда-либо вы поддерживали отношения с убитым?.. или собирались установить таковые?
- Нет, Ваша Честь.
- Так почему вы решили, что ваши действия по отношению к нему – это бойкот?
- Мне так показалось…
- Вам и вашим подельникам так показалось, потому что вы хотели назвать добрым словом злое дело – это так? Хотели выглядеть героями, защитниками своей одноклассницы – в её и своих глазах? Отвечайте!
- Да, Ваша Честь. Это так… Но…
- Если вам нечего добавить к сказанному, кроме того, что злое вам показалось добрым, а поступок убитого омерзительным, то воздержитесь от комментариев. Итак, что нам скажет прокурор?
- Ваша Честь, разрешите… Обвиняемый, вы пытались разобраться в сути вопроса – то есть были ли с вашей стороны попытки выяснить, почему убитый поступил так, как он поступил?
- А зачем? Всё и так было ясно…
- Ответьте на вопрос.
- Нет. Не пытался.
- А что вам было ясно?
- Ясно, что парень чересчур возомнил о себе и решил унизить нашу одноклассницу.
- Как вы это поняли?
- Ну, это же знали все.
- Я не спрашиваю обо всех – я спрашиваю о вас.
- Ну, так нормальные парни не поступают. Видно было, что этот Гена нравился Вале, что она искала с ним встречи, хотя сама была красавицей, по которой вздыхали все наши ребята.
- И вы?
- И я. А он решил поставить себя выше, возгордился. Посмеяться решил над Валькой.
- Возгордился - чем?
- Учителя его хвалили за хорошие сочинения по литературе. За неплохой английский.
- И вы решили ему отомстить за его, как вам казалось, неблаговидный поступок?
- Нет – поставить на место.
- Пугая его?
- Да.
- Вам было известно, что он заикается?.. Что у него невроз речи?
- Нет.
- А если бы было известно – вы продолжали бы его, как вы это называете, бойкотировать?
- Скорее всего. За свои поступки человек должен отвечать – а как ещё мы могли на него повлиять?
- То есть только напугать?.. заику?.. чтобы он вообще потерял дар речи? Вам было известно, что убитый отказывался отвечать на уроках, говоря, что не готов, а на вопрос почему, отвечал, что у него болит душа?
- На войне как на войне… Другие ребята из нашего класса тоже орали ему всякие неприятные слова и давали ему обидные клички. Пусть терпит: он знал, на что шёл.
- Что было дальше?
- Он как-то не выдержал моего очередного «па» и оскорбил меня. Сказал, что у меня голова хуже жопы.
- И вы?..
- Хлопнул его по скуле кулаком.
- И что же?
- Он пошёл к директору школы, она меня вызвала, при нём же отчитала. Кричала, что он долго слова не мог вымолвить и ловил ртом воздух, как рыба на берегу. И выписала мне плохую характеристику.
- Итак, вы начали войну со своим школьным товарищем. Вы воевали до этого с кем-либо ещё из вашей школы?
- Нет.
- Так получается, что он стал единственным школьным злодеем?
- Да. И на торжественном вручении ему аттестата мы все заорали…
- Что?
- Просто недовольно хором загудели. Никто не аплодировал. Даже из его класса.
- Почему?
- Не знаю. Наверное, многим насолил этот заика.
- А вам не казалось странным, что злодей – один на всю школу? Вы не пытались просто поговорить с ним?
- Пытался. Мы как-то окружили его на лестнице во время переноски парт перед экзаменами. Я сказал: «ЗдорОво!» – протянул ему руку, но от рукопожатия он отказался. Ну, наши заржали. Я сказал: «Ну, рассказывай!» Он: «Что?» – «Сказы – как сам?»
- Почему именно сказы? Сказы – это произведения фольклора, в котором переплетены реальные события и вымысел.
- Вот именно – вымысел. Ведь в своих школьных сочинениях, за которые его хвалили учителя, он выступал за добро и справедливость, а сам такие подлые поступки совершал… Вот Вам и вымысел.
- Так вы так и не выяснили, почему он так поступил с девочкой из вашего класса?
- Нет. На лестнице образовался искусственный затор – прибежала директриса, закричала, что если хоть один волос с его головы… Заставила меня в паре с этим заикой таскать парты. Устроила, так сказать, показательно-воспитательный эксперимент. Я всё время делал вид, что не удерживаю равновесие и падаю, а сам толкал его, шедшего впереди, партой, но этот подонок был удивительно ловок и не падал.
- Обвиняемый, суд делает вам замечание: после совершённого вами злодеяния вы не вправе подвергать оскорблениям человека, затравленного и убитого в сговоре с вами – я на этом настаиваю.
- Но, Ваша Честь, какой сговор? Я же их отговаривал. Они сказали, чтобы я никуда не рыпался и обеспечил себе алиби, а они сделают всё сами. Я даже его предупредил, что его собираются убить.
- Вы дали клятву пожизненного молчания об этом преступлении?
- Да…
- Значит, участвовали в сговоре по сокрытию убийства. И вам самому предстоит ответить за содеянное. А подонок убитый или нет – это ещё предстоит выяснить, и предоставьте это Высшему суду. Что же касается вас лично, то – уж открою всем вашу незатейливую тайну: вам не было жаль убитого: вы и теперь пытаетесь оскорбить его и унизить – вы просто боялись стать главным подозреваемым. Киношек-то насмотрелись, про Шерлока Холмса начитались, представление о следствии имеете. К тому же отрицательная характеристика – месть, ясный день… В суд вызывается убитый – Толоконников Геннадий Александрович.
Из толпы пожилых людей – мужчин и женщин – к трибуне выходит мальчик лет шестнадцати.
- Убитый, вы готовы дать суду правдивые показания?
- Да, Ваша Честь.
- Объясните суду, почему вы назначили девушке такое странное свидание?
- Понимаете, я просто перепутал время. Я видел, что Валя ждала меня в предыдущую субботу, но я не решился подойти к ней, хотя она стояла в школьном коридоре одна и было видно, что она ждала меня. А накануне я купил два билета в кинотеатр на какой-то фильм, на 16.00. Но в мои планы вмешалась наша классная – она погнала нас всех смотреть дурацкую советскую «кинокартину», как тогда называли фильмы, – «Пётр Первый». А он шёл целых два с лишним часа. Я этот фильм не смотрел, всё думал о том, как подойти и сказать… И два часа пролетели незаметно, как будто их и не было. Для меня шёл всё тот же час дня – время, когда обычно заканчивались уроки. Я предложил Вале прийти на свидание через час на это место – у школьной ограды, думая, что сейчас не три часа, а всего час дня. Сказал ей что мы пойдём с ней в кино.
По залу прокатился рокот изумления, звучали выкрики: «Не верьте, он лжёт! Ваша Честь, он себя выгораживает!»
Высший Судья заметил кричавшую – это была пожилая женщина.
- Кто кричит – представьтесь.
Женщина встала.
- Степанова Ирина Сергеевна, умерла естественной смертью 14 апреля 2037 года, бывшая ученица 10-го класса "А".
- Итак, вы утверждаете, что убитый лжёт. Верно ли я вас понял?
- Да, Ваша Честь. Вы поняли меня верно.
- Но откуда вы это знаете? Убитый вам говорил? Или вы слышали, как в разговоре с кем-либо он в этом признался? И зачем убитому себя выгораживать, ведь он не получит за это никаких небесных благ и не будет наказан. К тому же он уже затравлен и бессудно казнён вами по предварительному сговору. Наказывать два раза уставы не велят... Но может понести суровое наказание за попытку солгать Высшему суду.
- Нет, убитый ничего мне об этом не говорил, и я не подслушала случайно разговор. Просто у меня сработала интуиция.
- Скажите, вы изучали основы психологии? Занимались в школьные годы частной практикой?.. или самостоятельно штудировали Фрейда, Юнга, Выготского и других светил психологической науки?
- Нет. Но мне мои друзья говорили, что у меня хорошая интуиция. Я предсказывала одноклассникам, кого спросят на следующем уроке, и редко ошибалась.
- Интересно. Но ошибки всё же были?
- Были, не без того. Предсказала одному, что его спросят, да химичка заболела и мы просидели без урока.
- И вашу способность предугадывать будущее вы распространили на данную ситуацию?
- Да.
- Но простите, событие-то уже состоялось, и для вас оно было уже в прошлом. А вы специалист по будущему. У вас нет ощущения, что вы вышли за пределы своих полномочий как гадалки? И, кстати, если у вас такая блестящая интуиция, почему вы не предсказали вашей подруге такое важное для неё событие?
- Что? Да, наверное, тут Вы правы. Но, с другой стороны, если убитый ничего дурного не совершал, так за что же его затравили и убили? Не может же быть так, чтобы все были не правы, а он один прав?
- Слово «все» не является достаточным основанием для доказательства истины. Все верили, что Земля плоская, стоит на трёх китах, слонах или ещё бог знает на чём, что небесная твердь состоит из семи сфер. Кто отказывался в это верить, попадал на костёр святой инквизиции. «Святой» – название-то какое… В той стране, где вы родились и выросли, все верили в мифический коммунизм – рай для всех – и во врагов народа, однако всё это оказалось идеологической ложью и массовым заблуждением. Ваш поэт писал:
О большинство, о большинство!
Как часто ты не право было:
Карало, мучило, губило…
Ты для меня не божество.
Высший Судья на минуту задумался, глядя куда-то в сторону.
- Убитый, вы можете подтвердить ваши показания? Суду известно, что всё обстоит так, как вы рассказали, но для собравшейся публики требуется подтверждение ваших слов. И скажите, вы пытались объясниться со Свиридовой?
- Ваша Честь, мне это не удалось: при малейшей попытке обратиться к Свиридовой она и её подруги - а она уже не ходила одна, только с подругами, - смеялась мне в лицо. Билеты в кино я выбросил, ничего никому не сказал, даже матери. Не хотел её расстраивать: она выросла сиротой, вышла замуж за моего отца-деспота, домашнего Карабаса, – ей хватало своих слёз и боли и без моих рассказов. Я понимал, что моя смерть причинит ей ещё большие страдания, но понимал и роковую неизбежность собственной гибели; у меня просто не было сил принять этот мир. Меня убили в заброшенной городской лесопосадке, куда меня пригласили мои убийцы… Вот эти двенадцать. И я совсем не думал о публике, когда согласился на это.
- Вы сами согласились на собственное убийство?
- В моей недолгой жизни было немного светлых дней, когда меня никто не оскорблял, не травил, не унижал; да, бывало, я и сам кого-то обзывал по глупости – кто не без греха, но чёрных дел не задумывал и не творил… Травили за ночной энурез и заикание из-за испуга, за чудную фамилию, за прыщ на носу. Дичайшую травлю и несправедливость испытала и моя мать. А тут – за попытку свидания с красивейшей девушкой – глаза у неё были как поцелуй моря с небом в ясный день… А классная наша, бабища, историчка-истеричка с крутым нравом и коммунизмом головного мозга, глядя на то, как эти «А»-классники визжат и выкрикивают мою фамилию, отвела меня в сторону и злобно зашептала: «Толоконников, это ты виноват! Коллектив не может ошибаться!» А в тот день, узнав о своей ошибке, я швырнул школьную папку на кровать и поехал на место назначенной встречи. Заикаясь, спрашивал время у прохожих, два дня приезжал туда, простоял там с утра до вечера в воскресенье, но так и не дождался: Валя не пришла.
А потом началось это СТРАШНОЕ. На мою любовь мне ответили оскорблениями и насмешкой. Меня просто растоптали. И я не понял – просто почувствовал, из чего состоит этот мир. И не смог в нём жить. Какое-то время я хотел убить моего главного обидчика и даже нож носил в кармане, и не для самообороны, а чтобы наказать его за эту дикую травлю - острый такой, взял из ящика стола соседки на общей кухне. Но потом понял, что не хочу его убивать - наоборот, сам хочу быть убитым. Я даже благодарен тем, кто меня убил, потому что понимал, что не смог бы сделать это сам. А тут – удобный случай подвернулся...
***
На этом записи обрываются. Остались неизвестными речи адвокатов (возможно, говорили об успехах и хорошем воспитании класса) и что сказала "виновница торжества". Неизвестно и то, какое решение вынес Высший судья в отношении этих двенадцати, но, честно говоря, мне не верится, что в той части, которая хоть как-то соотносилась в этой полуфантастической истории с реальностью, всё обстояло именно так, как описал неизвестный автор. Конечно, тут самый настоящий сказ – один из тех, о которых говорил на «Высшем суде» «покойный» Большаков, где переплетены реальность и вымысел. Скорее всего, автор остался жив и прожил ещё очень долго – иначе кто ещё такое мог бы написать? Возможно, не раз встречался со своей синеокой богиней, хотя и не уверен, что перекинулся с ней хотя бы парой фраз; возможно, она вышла замуж за одноклассника, и, вполне вероятно, - за того, кто получил отрицательную характеристику, "отстаивая её честь": благородные поступки, за которые человек страдает во имя любви и с целью защиты любимой, должны быть вознаграждены любовью красавицы - это банальность бытия, называемая в просторечии бытом.
Пути Геннадия и Валентины разошлись, так и не успев сойтись; сто против одного, что он женился на ком попало, лишь бы не вспоминать эти наглые ржущие ему в лицо хари ненавидящих его не по заслугам и летам лютой ненавистью, или же спился, сел на транквилизаторы, исходя из новомодной истины, что "счастье - это грамотно подобранные антидепрессанты". Но понял я главное: если этот человек ушёл в мир иной, то на протяжении всей своей жизни он проносил в себе эту страшную душевную боль от дикости недоумков, незаслуженной отверженности и травли, от поношения со стороны любимой девушки, не нашедшей минуты, чтобы выяснить, что же произошло на самом деле, а если жив, то носит в душе эту боль до сих пор. Страшно, когда жизнь превращается в боль. Просто помечтал автор, рассудил по-своему (что более чем уместно: а кто и когда его вообще спрашивал?) и доверил страницам красивого ежедневника мысль о том, как хорошо быть мёртвым. Ведь мертвые боли не чувствуют. Их участь – небытие, тёмный сон.
Не родись, мой сынок, не родись,
Лучше в небе звездой светись...
(3 ноября 2023)
