Вода стоит с гранитом вровень
Вода стоит с гранитом вровень.
И май то светел, то свинцов,
плывет вдоль изумрудных кровель
екатерининских дворцов.
И клочья рыхлого тумана
возносятся под облака.
И город — вроде наркомана,
спасибо, “ломка” далека.
Чуть ветер небо прополощет
и глянет сверху медный диск,
как по-хозяйски тень на площадь
свою положит обелиск,
и в сквере ослабеет цветом
костер у нищих. Но взгляни:
он на стихи похож. При этом
растет из сора, как они.
Иною копотью заморен
решетки золотой узор.
Там — сад, который так намолен
любовью, что уже — собор.
Там тот, кто дал мне жизнь когда-то,
он и до свадебного дня,
молясь на стрелки циферблата,
уже молился за меня.
Молился! Хоть и рушил церкви
и в гневе правом, но слепом
все разные курочил цепи —
то молотом, а то серпом.
И мне давно пора Николе
поставить за него свечу:
Никола добр ко грешным. Боле
на эту тему не хочу.
Хочу смотреть, как он бескровен,
закат над серою водой.
Вода стоит с гранитом вровень —
стоит, молчит, как понятой.
Но непривычную свободу
порой дает седой висок —
казенную пощупать воду
иль даже просто на глазок
определить, что лето близко
и что оно — твое пока,
твое — как тень без обелиска,
твое — как дым без костерка.
1960
Юрий Ряшенцев
Other author posts
Пирамиды
Я кланялся и смоквам, и оливам, верблюду на хургадском берегу Но к этим терриконам горделивым
У полдня с вечером пока ничья
У полдня с вечером пока ничья Крутой холодный кипяток ручья гремит под окнами
Осенний Симеиз печален на закате
Осенний Симеиз печален на закате Доходные дома другой, не нашей стати глядят из темных кущ, унынья не тая,
Больница на загородном шоссе
Покой бездействия в округе, а тем паче — меж красных домиков Канатчиковой дачи Трава, листва, уравновешенные псы…