Киевский поэт между мрамором Петербурга
и патриархальностью Черновцов,
архангельский – между Есениным и, например, Усинском,
между добром и злом,
ищут в себе демиурга, собственного драматурга,
и каждый из них готов
сесть с ним с бокалом за каким-нибудь кахетинским.
Но – за одним столом.
Спросить, прямо глядя в глаза демиурговы:
А почитай своё?!
И слушать строки, неровные, нервные,
и голос слегка срывается,
и словно ты спишь под кошачее мурканье,
свежестью пахнет бельё,
и кажется – это ж твои стихи, первые,
но вспомнить их не получается.
Сидят два поэта, слегка пьют с творцом
и сущего, и всех строчек
читают – и слышно: смотри, голуба,
мы так, мол, по-разному видим.
А небо смотрит на этих – с_винцом –
и кстати на всех на прочих,
и думает: Ладно, читайте, глупые,
у мы уж с Ним вас не обидим.
