Рыцарь уходит на фронт, а Принцесса — в Башню.
Ссору, конечно, накаркали им воро́ны.
Там у него — бездорожье и хлеб вчерашний,
здесь у неё — под окном облетают клёны,
стелют листву, позолоченную закатом,
на перепутье грядущего и былого.
Рыцарю бы отоспаться, но, вот досада,
мысли бурлят в голове, не седой — свинцовой:
как там она, на последнем в пятиэтажной?
Снова, наверно, до ночи сидит и пишет —
письма, стихи, переводы — о чём-то важном.
Если/когда он вернётся, не будет... лишним?
Он же не Принц: безземельный, не то, чтоб знатный,
нынче ещё и подстрижен "под единичку".
Нет в нём ни тонкой возвышенности, ни тайны,
и всё никак не поборет в себе привычку
свет не гасить, уезжая ("Да пусть маячит!
А коммуналку оплатим, не так уж много?").
Рыцарь не спит, а Принцесса — совсем не плачет,
в косах отливы жемчужного, не седого.
День распланирован, завтрашний — как вчерашний:
утром пробежка и кардио ("Чёртов пятый!"),
после — смотреть из окна на другие Башни,
чай с бергамотом и бабушкин джем из мяты.
Письма, стихи, переводы... О чём? Неважно.
Важно — дойти по осеннему бездорожью
до магазина, а после вкрутить отважно
лампу-стоваттку в маяк у себя в прихожей,
чтоб он светил день и ночь, без конца и края,
и коммуналку за это платить не нужно.
Рыцарь вернётся, она это точно знает,
и достаёт с верхней полки вторую кружку.
