Мне Энди Уорхол завещал свой телефон,
Да-да, тот самый, по которому я мог бы
С самим всевышним поболтать о том о сем.
Но я был нем, мой бог, смущаясь и не зная
С чего начать.
Старик Эйнштейн машину времени мне сдал
На срок в аренду, пожелав счастливых странствий.
С тех самых пор стоит в углу безмолвный хлам:
Мне страшно было бы взглянуть на человека
В плену машин.
Иисус Христос мне отпустил мои грехи.
Их оказалось удивительно немного:
Сентиментальность сердца, дерзкие стихи,
Души наивность и отсутствие желанья
Стремленья в рай.
Стрельнув у Бродского в дорогу сигарет
И звездных рифм его рассеянных мерцанье,
Я все же дыму предпочел свой лунный свет
И юных муз, в любви еще неискушенных,
Пусть глупых, что ж?
Тутанхамон, раскрыв бессмертия секрет,
Меня с собою звал к Анубису и прочим
Но медлил я. Зачем мне жить бес счету лет,
Когда я в сорок с небольшим устал от жизни
В заботах дня.
Наполеон мне предлагал отдать Восток,
Его французами еще не покоренный,
Гаремы женщин их, которых бы я мог
Пока бы мог еще. Подумав, отказался
Я быть шутом.
Рокфеллер выписал мне, восторгаясь, чек
За скромный труд мой, сумму с девятью нолями
Бытует мненье: чем богаче человек,
Тем он счастливее. Что ж, если в этом мудрость,
То я глупец.
Дали, отрезав мне омлет своих часов,
Сказал, что скука побеждаема любовью
К себе единственному. В этом был не нов,
Увы, маэстро, тиражируя уродцев
Своей души.
Прощаясь, Моцарт, дал мне дружеский совет:
Не позволять себя дурачить обожаньем
Толпы зевак. В их почитаньи счастья нет,
Скорее зависть и готовность к развенчанью
Кумиров их.
Мне Энди Уорхол завещал свой телефон.
В надежде кроткой, что удастся дозвониться
Хотя бы мне.
