Ярмарка! В Симбирске ярмарка.
Почище Гамбурга! Держи карман!
Шарманки шамкают, и шали шаркают,и глотки гаркают:
К нам!
К
В руках приказчиков под сказки-присказкивоздушны соболи, парча тяжка.
А глаз у пристава косится пристально,и на «селедочке» перчаточка.
Но та перчаточка в момент с улыбочкойвзлетает рыбочкой под козырек,когда в пролеточке с какой-то цыпочкой,икая, катит икорный бог.
И богу нравится, как расступаютсяплатки, треухи и картузы,и, намалеваны икрою паюсной,под носом дамочки блестят усы.
А зазывалы рокочут басом,торгуют юфтью, шевром, атласом,пречистым Спасом, прокисшим квасом,протухшим мясом и Салиасом.
И, продав свою картошкуда хвативши первача,баба ходит под гармошку,еле ноги волоча,и поет она, предерзостная,все захмелевая,шаль за кончики придерживая,будто
Я была у Оки,ела я-бо-ло-ки.
С виду золоченые —в слезыньках моченные.
Я почапала на Каму,я в котле сварила кашу.
Каша с Камою горька
Кама слезная река.
Я поехала на Яик,села с миленьким на ялик.
По верхам и по низам —всё мы плыли по слезам.
Я пошла на тихий Дон,я купила себе дом.
Чем для бабы не уют?
А сквозь крышу слезы льют».
Баба крутит головой.
Все в глазах качается.
Хочет быть молодой,а не получается.
И гармошка то зальется,то вопьется, как репей...
Пей,
Россия, ежли пьется,—только душу не пропей!
Ярмарка! В Симбирске ярмарка.
Гуляй, кому гуляется!
А баба пьянаяв грязи валяется.
В тумане плавая,царь похваляется...
А баба пьянаяв грязи валяется.
Корпя над планами,министры маются...
А баба пьянаяв грязи валяется.
Кому-то памятникподготовляется...
А баба пьянаяв грязи валяется.
И мещаночки, ресницы приспустив,мимо, мимо:
Просто ужас!
Просто
И лабазник — стороноюмимо, а из
Вот лежит... А кто виною?
Всё студенты да
И философ-горемыканиже шляпу на лоби, страдая гордо,—
Грязь — твоя судьба, народ».
Значит, жизнь такая подлая —лежи и в грязь встывай?!
Но кто-то бабу под локотьи тихо ей:
Ярмарка! В Симбирске ярмарка.
Качели в сини, и визг, и свист.
И, как гусыни, купчихи
Мальчишка с бабою... Гимназист».
Он ее бережно ведет за локоть.
Он и не думает, что на
Храни Христос тебя, яснолобый.
А я уж как-нибудь сама дойду».
И он уходит. Идет вдоль барокнад вешней Волгой, и, вслед грустя,его тихонечко крестит баба,как бы крестила свое дитя.
Он долго бродит. Вокруг все пасмурней.
Охранка — белкою в колесе.
Но как ей вынюхать, кто опаснейший,когда опасны в России все!
Охранка, бедная, послушай, милая,—всегда опасней, пожалуй, тот,кто остановится, кто просто мимочужой растоптанности не пройдет.
А Волга мечется, хрипя, постанывая.
Березки светятся над ней во мгле,как свечки робкие, землей поставленныеза настрадавшихся на земле.
Ярмарка! В России ярмарка.
Торгуют совестью, стыдом, людьми,суют стекляшки, как будто яхонты,и зазывают на все лады.
Тебя,
Россия, вконец растрачивалии околпачивали в кабаках,но те, кто врали и одурачивали,еще останутся в дураках!
Тебя,
Россия, вконец опутывали,но не для рабства ты родилась
Россию Разина, Россию Пушкина1,
Россию Герцена не втопчут в грязь!
Нет, ты,
Россия, не баба пьяная!
Тебе великая дана судьба,и если даже ты стонешь, падая,то поднимаешь сама себя!
Ярмарка! В России ярмарка.
В России рай, а слез — по край.
Но будет мальчик — он снова явитсяи скажет праведное:
Вставай!»
