Вот уже который год с высоких трибун, газет и экранов телевизоров доносится: «Нам надо поднять патриотизм!»
Когда говорят, что кого-то надо поднять, понимаешь так, что он лежит. И тут же представляешь себе безобразно пьяного, валяющегося в грязной луже.
Но патриотизм не пьяница, он просто сильно хворает. Так сильно, что без посторонней помощи встать уже не в состоянии.
Что мы обычно делаем с валяющимся на земле человеком? Пытаемся его поднять. Вот и с патриотизмом, очевидно, следует поступать так же.
Однако выясняется, что возни с ним не меньше, чем с пьяным. Ты его поднимаешь, ставишь на ноги, но чуть отвернулся, глядь – он опять валяется.
«Прислоню-ка я его к стенке и пусть себе стоит!», - думаю.
Прислонил. Пошёл по своим делам. На обратном пути в голову засела мысль: «Интересно, стоит он у стенки, как я его оставил?» Подхожу, смотрю – а он валяется в ещё более нелепой позе.
«Может приподнять его и потрясти? - размышляю. – Глядишь, придёт в себя».
Поднимаю, трясу. Чувствую, долго я так не протяну. Тяжёлый, сволочь! Патриотизм – это вам не таракан какой-нибудь, пруссак!
«А не затащить ли мне его на крышу? – рождается гениальная мысль. – Вот тогда я действительно подниму его на приличную высоту!»
Решено – сделано! Кое как затащил и там оставил. Чердак закрыл на ключ – деваться ему некуда.
- Сиди тут! – сказал на прощание. – А я тебя завтра проведаю.
На следующий день поднимаюсь на крышу, смотрю: больной плачет.
- Ты чего плачешь? – спрашиваю.
- На землю хочу, - отвечает.
- А что тебе здесь не нравится? Людишки сверху все одинаковые. Не слышно как они бранятся и обзывают друг друга. Не видно их лиц, в кои век бы не смотрел.
- Так ведь заметно, как они бросают вокруг окурки и мусор. И как машины ни с кем не считаются. Как музыка дурная из них орёт. И дороги разбитые. И штукатурка у домов поотлетала. И загазованность воздуха здесь ещё больше ощущается. Не могу я так жить. Плохо мне.
- Я понял, - говорю патриотизму, - надо поднять тебя ещё выше. На крышу самого высокого здания в городе. И вот оттуда город покажется тебе идеальным. Болезнь как рукой снимет.
Сказал – и сделал! И вот мы с пациентом на такой высоте, откуда не то что людишки, машины выглядят не больше клопов.
- Ну, как тебе видок? – спрашиваю. – Посмотри, какой замечательный город: улицы ровные, мостовые гладкие, никакого мусора и в помине нет. Людишек с их злобой почти не видно. Ползают себе, ну и пусть ползают!
Сиди тут! А я тебя проведаю через неделю.
Опять закрыл чердак, чтобы он не сбежал, и ушёл довольный. Всё-таки не кому-нибудь, а именно мне удалось поднять патриотизм, и как высоко!
Однако через неделю вид пациента меня совсем не обрадовал. Патриотизм производил впечатление больного раком на последней стадии и еле-еле шевелился.
- Ну, брат, не ожидал от тебя такой подлянки! – говорю ему. – Стараюсь, стараюсь, а ты вот, значит, как! Может тебе лекарства какого принести?
- Лекарства? – прошептал больной, скривив рот. – Поди ещё импортного?
- Ну уж, какое найду!
- Лекарства – отрава, - из последних сил выдавил патриотизм. – Мне бы чего натурального. Из местных трав.
- Ремня тебе нужно натурального! – в сердцах воскликнул я. И повернулся, чтобы уйти.
- Подожди, брат! – взмолился пациент. – Спусти меня на землю, умоляю! Я без неё погибну.
Я задумался: а ведь верно – куда ж патриотизму без родной земли! И как я раньше об этом не подумал!
Выволок бедолагу на улицу и уложил на вытоптанный газон.
Теперь, гуляя по своим делам, я иногда навещаю приятеля. Он немного поправился после пребывания на крыше, но всё ещё болеет. И также валяется на земле – грязный, заплёванный, в окурках и прочем мусоре.
- Ну что, брат, всё болеешь? – спрашиваю я его.
- Болею. Только ты меня на крышу больше не поднимай. Там я и вовсе пропаду.
