Вадим Шершеневич

Блаженное благоденствие детства из памяти заимствуя,
Язык распояшу, чудной говорун
Величественно исповедаю потомству я
Знаменитую летопись ран

В рукавицу извощика серебряную каплю
пролил,
Взлифтился, отпер дверь легко…
В потерянной комнате пахло молью

Ах, верно, оттого, что стал я незнакомым,
В такой знакомой и большой стране,
Теперь и белый снег не утишает бромом
Заветную тоску и грустный крик во мне

Болтливые моторы пробормотали быстро и на
Опущенную челюсть трамвая, прогрохотавшую
по глянцу торца,
Попался шум несуразный, однобокий, неуклюже

Уже хочу единым словом,
Как приговор, итоги счесть
Завидую мужьям суровым,
Что обменяли жизнь на честь

Сдержавши приступ пушечного хрипа,
Мы ждем на разветвленье двух веков,
Окно, пробитое Петром в Европу,
Кронштадтской крепкой ставнею закрыв

[М
Кузмину]
Обои старинные, дымчато-дымные,
Перед софою шкура тигровая,

Ваш полудетский, робкий шопот,
Слегка означенная грудь -
Им мой старинный, четкий опыт
Невинностью не обмануть

Жизнь мою я сживаю со света,
Чтоб, как пса, мою скуку прогнать
Надоело быть только поэтом,
Я хочу и бездельником стать

Обращайтесь с поэзами, как со светскими дамами,
В них влюбляйтесь, любите, преклоняйтесь с мольбами,
Не смущайте их души безнадежными драмами
Но зажгите остротами в глазах у них пламя

Руки луна уронила —
Два голубые луча

(Вечер задумчив и ясен

Благовест кувыркнулся басовыми гроздьями;
Будто лунатики, побрели звуки тоненькие

Небо старое, обрюзгшее, с проседью,