Life
Каждый день будет клоном
таких же дней,
пусть не слышит, как я
не люблю её,
Каждый день будет клоном
таких же дней,
пусть не слышит, как я
не люблю её,
Я брожу самой голой и самой странной
по квартире со старым холодным полом,
отражаясь на брюшке у всех бокалов,
в белом танце руками сжимая воздух.
Напиться, чтоб выблевать вместе с вином тебя,
чтоб чёрную хтонь головы отпускать легко.
Пусть «нитью незримой нас намертво сшила игла»,
как больно тебя вырывать с концом.
***
После стольких лет на губах «Всегда»,
прижимает усталость всея к земле.
За короткую жизнь – изобилие барахла,
Ты, наверно, устало биться о скалы,
ожидая ответа от стройных глыб,
вековые гиганты привыкли не улыбаться
и стихию привыкли собой дразнить.
Я жёлтый не любил, ведь он к измене,
зато любил октябрь просто так,
мы застывали без какой-то цели,
(во мне без цели стыла пустота).
***
канонадами мысли, трактовкой убогой смысл,
изречённое – ложь, правда жизни – она напасть;
я когда-то в стихах растворялся и ненавидел,
Какая ты, о Боже, ну какая,
глаза – озёра в трескоте цикад;
ты размышляешь, хмуря тонки брови,
тебя хочу
Зверёк осунулся, устал и заболел,
не знал, как скалиться и как ему рычать,
он никогда, по правде, не умел –
любил смотреть и слушать
Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,
и утром в окно залетела примета на смерть.
Ты знаешь, далёко-далёко на озере Чад…
ходили не мы, чтоб теперь по-другому смотреть.
Я ввалился на праздник, свободный, но сжатый в кулак,
я мог только мычать средь веселия громогласных,
означающему означаемым не бывать,
размыкается план выражения и содержания.
...родился я позже – когда застыл,
найдя в твоём темени мир и дом;
тепло обживалось в литой груди,
я завтракал, думал, дышал теплом.