***
Зреющим яблоком солнце стремится ввысь,
Росой отмирающей сбрызнули листья землю.
Наши ладони сплетаются в крепкую петлю,
Август на ухо шепчет тебе: «Торопись
Зреющим яблоком солнце стремится ввысь,
Росой отмирающей сбрызнули листья землю.
Наши ладони сплетаются в крепкую петлю,
Август на ухо шепчет тебе: «Торопись
Мы встретимся, когда не будет тьмы,
Где свет плывет неоновый и ленный,
И память разделяют от забвенья
Лишь маленькие белые листы.
Вся жизнь поделенаʹ на до и после.
Туманом растворенный остров,
Дрейфующий на воʹлнах в криках чаек,
Ты отдалялся так нечаянно.
Есть что-то в ней, что истины прекрасней,
Что возвышает над мирскою суетой.
На бледный холст зимы сочатся краски,
И снежный жемчуг тонет под водой.
Строчки сбегают стремительно лестничным маршем,
Точки стоят, карауля слова, в пролетах.
В лужах я вижусь себе лишь размытым шаржем,
Тенью, ползущей по клавишам переходов.
Лазурная Волга городу лижет пятки,
Скрывая в глубинах мёртвые корабли,
Выносит на сушу старого мира загадки,
Стороной обходя изогнутый берег Луки.
Под серым дымом и туманами,
Стелился город, карауля шаг.
И бились фонари стаканами
Замыленного света. Как мышьяк,
От праздных дней и фейерверков
До первых ландышей, мимоз
Фундаментально и нетленно
Лежит февраль: снега, мороз.
Невыразимая печаль
Открыла два огромных глаза…
Осип Мандельштам
Невыразимая печаль
Хоронит память сны, и поцелуи,
И вытоптанный берег у реки,
Где солнца на глазах моих тонули,
Надежды превращались в черепки.
Тяжёлый лоб упал смиренно в руки,
Истерзанный болезно-нервным жаром.
Становятся туманом, тучей, паʹром
Шаги, разбросанные по округе.
Грудой старых декораций,
Фонарями у аптек
Город замыкает бег.
Без претензий. Без оваций.