Кирилл Барушов

плачут дочери Немезиды, злятся пасынки Прометея - я всё тот же тупой верзила
весь - сворованная идея
мне ль писать о вселенской боли, мне ли думать о тайном смысле
утопающий в алкоголе, а потуги - едва ли мысли

Человек, выходящий из группы риска,
обязательно снова туда вернётся
Старый вор, покидая подземный Рифтен, никогда не привыкнет ходить под солнцем
Петербуржская злая слепая влажность никогда не заменит родную местность

Не пиши мне "люблю" - я не стою подобных слов.
Моё сердце - не камень, но всё же идёт ко дну. Если встретишь его, не зови под любимый кров. Не рисуй на мольберте, стремглав подойдя к окну.
Не пиши мне в ночи, не растрачивай в...

помнишь в окне рассветы?
звёзды на голых крышах?
лестницу на чердак?
наши с тобой секреты

Я жду, когда снег на земле растает,
И ты, свои волосы распуская,
Раскусишь сладкую карамель.
Тогда нашим чувствам не будет края,

"Деймос и Фобос - бессмертные спутники Марса.
Заглу́шенный голос не слышно в космическом трансе.
Два серых глобуса
крутятся в космосе

Ты соберёшь рюкзак, чтобы себя найти.
Кровью омытый знак - старт твоего пути.
Путь будет сер и сух, будто земля горит.
Слушай. Иди на слух. Слева читай иврит.

Крылья порвали стальные стрелы.
На пепелище горланят люди…
В душах замёрзших драконам веры
Нет. И, конечно, уже не будет.

в моём омуте черти спокойно плавают,
прерываясь на чай
и десерт из ягод.
/в моём омуте точно

Стопка бумаг не поможет согреться
В очень холодный французский вечер.
За окнами дома смеются немцы,
А на столе угасают свечи.

Эхо подъездных башен помнит все наши тайны.
Эхо хранит секреты тех, кто увы не с нами.
Мы будто девы-банши громко кричим на крышах.
Все наши песни спеты, но их никто не слышал.