Последние

Ниагара не будет ждать просьбы: «Теки!».
Ураган, хохоча, разрывает листки.
Я лечу, как граната, лишившись чеки –
Прочь с дороги! И психику побереги.
Ураган, хохоча, разрывает листки.
Я лечу, как граната, лишившись чеки –
Прочь с дороги! И психику побереги.


Утренний блюз пахнет молотым кофе.
Сонная женщина крутит прядку,
Волосы змеями обняли профиль,
Вид их – насмешка над тягой к порядку.
Сонная женщина крутит прядку,
Волосы змеями обняли профиль,
Вид их – насмешка над тягой к порядку.


Остались с тобою в придуманном мире,
Задёрнули шторы в притихшей квартире.
К полуночи город за окнами вымер.
Из душ виртуальных мы стали живыми.
Задёрнули шторы в притихшей квартире.
К полуночи город за окнами вымер.
Из душ виртуальных мы стали живыми.

Песочных замков жёлтые руины.
Останки синей птицы на снегу.
Сегодня не держать мне гордо спину,
а завтра обязательно смогу.
Останки синей птицы на снегу.
Сегодня не держать мне гордо спину,
а завтра обязательно смогу.

Напиши обо мне самый грязный свой рэп,
Прорычи его: пусть будет голос свиреп!
Я хочу слышать весь растворённый в нём гнев,
Отправляй панчи в склеп, на худой конец — в хлев.
Прорычи его: пусть будет голос свиреп!
Я хочу слышать весь растворённый в нём гнев,
Отправляй панчи в склеп, на худой конец — в хлев.


После собрания в клубе почтенных змей
Кутая шею в изящный, в полоску, шарф,
Она вздохнула: сбрасывать кожу быстрей
Требуют новые правила, не душа.
Кутая шею в изящный, в полоску, шарф,
Она вздохнула: сбрасывать кожу быстрей
Требуют новые правила, не душа.

Морской проспект, увы, не пахнет морем,
А только лесом, кофе и корицей,
И сотней незаписанных историй –
Им никогда уже не повториться.
А только лесом, кофе и корицей,
И сотней незаписанных историй –
Им никогда уже не повториться.

Гуляешь один по городу,
Проветривая пустые карманы,
Взлохмачивая сухие, точно соломенные, волосы,
Вдыхая всем своим существом апрель,
Проветривая пустые карманы,
Взлохмачивая сухие, точно соломенные, волосы,
Вдыхая всем своим существом апрель,