«Попробуй мне обозначить необходимые рамки,
Правила и масштабы,
Чтобы по-твоему было
И дабы
Пройти по нужным маршрутам,
Без трещин и без ухабов,
Обойти тупики,
Засады и баррикады,
Коли смотришь сквозь стены,
Смотришь через ограды,
Скажи, как нужно правильно,
Чтоб не падать.»
Ты убираешь за ухо мне пару прядок,
И говоришь:
«Всему для всего есть всегда порядок,
Не существует для всех однозначных правил,
Но есть кое-какие обряды,
Я хочу, чтобы ты их помнила, словно бы «отче наш».
Не тягайся с титанами,
Будь молчаливой и хрупкой,
Будь совершенно слепой для чужих поступков,
Ты никому не поможешь, родная.
И еще абсолютно
Не люби так, чтобы всем нутром,
Никого никогда.
Ты пойми, у любви есть особое свойство,
Рано или поздно она приведет
К тотальному опустошению
И расстройству.
Я не жду от тебя какого-то там геройства,
Просто планирую внутреннее обустройство,
И его режимами и устоями я делюсь.
Я хотел бы с тобою быть 24 в сутки,
Но, по правде сказать, толстокож
До разговоров о свадьбе,
До песен о встрече в маршрутке,
Я не терплю на эмоциях всякие фразы,
Не терплю повешенные трубки.
Диалоги со мною обычно бывают кратки:
Подготовь внутри выдержку аристократки,
Строгость пиковой масти,
Полосу для посадки.
Я вижу, честное слово, вижу в тебе задатки.»
Тут я вытащу из-за уха обратно прядки:
«Я боюсь, полюблю тебя, дорогой, беспредельно сильно, так
Чтобы из десяти в десятку.
Прямо так без остатка.
Разговоры со мной могут быть долгими,
Да и в целом, я совокупность из недостатков,
Вряд ли, значит, мы можем быть вместе и быть вдвоем.
У меня в голове ежедневные буковки и тетрадки,
Эта матрица мне диктует все время старт, заряжает темп.
Я пишу стишочки, ем целыми плитками шоколадки,
И я, говоря, как и ты, по правде,
Не очень готова для роли твоей перчатки,
И любовь меня наполняет,
Которая сердцем всем.
Я никак не могу принять твоих личных схем.
Я, наверно, пойду.»
-
Напишу коротенькую поэму.
Ибо масть моя, не козырная явно,
Но из червей.
Говорить с тобою мне, милый,
Теперь и не о чем.
Да и зачем?
© Оrlova, октябрь 2015
