Dan Shorin

Алматы с казахского переводится как «Яблоневый».
Где зубцы горизонта кровят пеленой заката,
Где великая степь взлетает в зенит горами,
Сумасшедший садовник творил и мечтал когда-то,

Я не пророк и не царь – я простой человек.
Сядь на престол и послушай меня, Господи.
Март на исходе, а в сердце по-прежнему снег.
Да, я привык, я притёрся к людской подлости.

Снег с неба, как пена, падал,
Светила луны лампада,
Позёмкой был тракт застиран,
Бежал вдоль дороги кот.

Выскользнув из омута серых глаз,
Я пишу послание по воде:
Ты – принцесса, я же лишь свинопас.
Мы не в сказке, стало быть, быть беде.

Холодный город пахнет миндалём,
В февральском воздухе хрусталь звенит.
Они идут по улице вдвоём.
Багровая луна ползёт в зенит.

И приплыли в страну Гадаринскую, лежащую против Галилеи. (Лук.8:26)
В Гадаринской стране царит покой:
Иллюзия стабильности и скрепы.
И только бесноватый над рекой

Оказаться в единой мечте,
Подружиться с ветрами и морем.
Отыскать красоту в простоте
И назвать простоту красотою.

Кровавый осколок луны по мрачному небу катится,
Карминовым светом пронзая осеннюю хмарь насквозь.
На девочку Леру в избе родня надевает платьице.
Оно велико: покупалось на вырост, но вот не срослось.

Если лошадь сдохла, всадник бесполезен Орде.
Значит жребий выпал степь пахать и сеять овёс.
А потом жениться, завести супругу, детей,
Обрасти хозяйством, позабыв сияние звёзд.

Осень, родная. Уходит, прощаясь, жара,
Скинуло лето свинцовую ткань безразличья,
Вслух растворяется в лужах смешное "вчера",
Шепотом листьев кружит над движеньем столичным.

Я лежу на диване и грустно смотрю в окошко,
Мелкий мартовский снег в опостылевших лужах тает.
На моём изголовье уселась большая кошка,
Перед самым лицом энергично хвостом мотает.

Здравствуй, старый друг, передаю приветы.
Je suis desole, что письма шлю нечасто.
У меня сейчас ещё в разгаре лето,
А в России в сентябре ненастно.