А мне сегодня тридцать пять. Я разогрел вчерашний ужин. Я никому совсем не нужен, никто не будет поздравлять. Никто не скажет: «Боже мой! Как изменился ты, бродяга!» Я, как побитая дворняга, забился в угол свой глухой. Давно пора подбить итог, гроссбух ушедших лет листая, но жизнь – какая-то чужая, и для иглы огромен стог. И для потерянных цепей у времени взаймы ни часа, увы, не взять, пусть не сейчас, а когда-нибудь потом. «Забей, - я слышу голос в голове, - ты о цепях-то зря, она же тебя и не любила даже. Живёт, наверное, в Москве, ей Белгород и вспомнить лень. Лелеет дочь и холит мужа… Смотри, прокис остывший ужин, голодным будешь целый день». Ну что ж, привычка голодать мне, холостому, как натура... Чёрт с ней, с её аспирантурой, банкиром-мужем… Тридцать пять - совсем не повод, чтоб замкнуть себя в пространстве «дом – работа» и не пытаться за зевотой искать утерянную суть того, что ранее писать, читать и думать заставляло. А нужно-то всего так мало – чтоб кто-то рядом был опять.
А мне сегодня тридцать пять…
