С палаткой и рюкзаком каждый город - дом, и время идти домой.
Путевая звезда всего лишь газовый шар, что вращается строго по часовой.
Я не знаю, как там твой север, твоя заря,
телефонные фото ничего мне не говорят,
но рассматривать их мне нисколько не надоест.
Почему-то считается благом удалённость от этих мест, где тебя привели сначала в родильный зал,
А потом отнесли на свет.
Ты так ждал, чтобы кто-то тебе сказал,
как теперь с этим быть.
Но - нет.
И с тех пор никаких инструкций, где жить, как ждать,
красить волос, листать страницы, рожать детей
в точь таких же как ты, чтоб сказали "глазами в мать", написали имя и рост на пустом листе,
чтобы точно как ты ходили с палаткой и рюкзаком,
не сидели на месте, не мыли костей гостям.
Но когда ты об этом думаешь, в горле ком,
пустота растекается по излюбленным полостям:
ну кого я с собой приведу, дурман, холостяк,
я ведь даже сам с собой не знаком.
Я не знаю, как там мой север, моя заря,
телефонные фото ничего мне не говорят,
я отправлю их по сети, и конец, и ша,
адресаты письма просматривать не спешат.
Путевая звезда всего лишь газовый шар.
Почему-то считается благом удалённость от этих мест.
Но с палаткой и рюкзаком каждый город дом,
я рассматриваю один, а другой - потом,
Мне рассматривать их нисколько не надоест
зато.
Каждый город есть новый том,
и я там пишу
километры инструкций к себе и к карандашу,
приезжай ко мне.
Я послушаю и решу.
И увидишь, что я пишу.
И задышишь, как я дышу.