_Посвящается С. П. Калошину
В галерее сидят господа;
Судьи важно толкуют в беседке;
А народу-то сколько — беда,
Словно вешние мошки на ветке.
На обои перила реки
(Еле держат чугунные склепы)
Налегли всем плечом мужики,
Чуйки, шубы, поддевки, салопы.
И нельзя же: бег на десять верст!
Ходенем всё пошло в ожиданьи:
Поднял дьякон раздумчиво перст,
Погрузился в немом созерцаньи;
Бьются трое купцов об заклад;
Тараторят их три половины.
И глядят сотни глаз и глядят
На залитые в яхонты льдины,
На воткнутые в ярком снегу
И столбы, и с веревками стойки,
И знакомые всем на бегу
Призовые удалые тройки.
Что за стати у бойких коней!
Что за сбруя, за легкие сани!
А наездник-от, ей-же-вот-ей,
Вон, вон этот в нарядном кафтане,
Уж хорош больно!..
Я сквозь толпу,
Хоть бокам и была перебойка,
Пробрался-таки прямо к столбу…
Это что же за новая тройка?
Не видали…
В корню калмычек.
Две донечки дрожат на пристяжке;
У задка сел с кнутом паренек.
И в санях, и во всей-то запряжке
Ничего показного на глаз.
Сам наездник, быть надо, в харчевне…
Знать, в ночном побывал он не раз,
Да и вырос в глуши да деревне,
Что с дружками ему на бегу
Надо выпить пар с двадцать чаёчку?
Так и есть: вон лежит на снегу
Рукавица по кисть в оторочку.
Так и есть: вон и сам он в дверях
У харчевни. Легок на помине!
Астраханка на черных бровях,
А дубленка на серой овчине.
Ждут звонка… Чу!.. Никак и звонят?.
Чу! В судейской самой прозвенели…
Тройки чинно сравнялися в ряд —
И последний звонок.
Полетели.
На дугу, на оглобли, гужи,
На постромки все враз налегая,
Понеслися, что в весну стрижи,
Дружка дружку шутя обгоняя.
Только новая всё отстает
Больше, больше, и вовсе отстала,
А с наездника, как поворот,
Шапка наземь грехом и упала!..
А он что же? Он тройку сдержал,
Поднял шапку, на брови надвинул,
У парнишки-то кнут отобрал,
Стал на место, как крикнет — и сгинул…
Боже, господи! Видишь во дню,
А не то чтобы ночью, с постели:
Словно вихорь завился в корню,
А в уносе-то вьюги-метели!
Закрутили весь снег, понесли
В изморозной сети, без догони,
До столба, до желанной дали…
Донеслися — и фыркнули кони…
И далеко ж умчались они
Ото всех, хоть и все догоняли
И догнали, что ласточку пни.
Да и то запыхались — устали…
А они?. На возьми — подавай
Хоть сейчас ко крыльцу королевне.
А наездник?
Прости, брат, прощай!..
Знать, пирует с дружками в харчевне.
13 февраля 1861 или 1862, Петербург
