Шалой Осени травы последнее отдают:
нежность горечи – ландыш, отчаянность – аконит.
– Я возьму себе душу – измученную – твою.
Не спрошу – не ответишь ведь – как... от чего болит.
Я возьму твою душу – созревшую, как гранат...
с рваной трещиной сбоку, алеющей горячо,
истекающей соком /кому-то – приватный ад...
а кому-то – полезный для сердца запретный плод/.
Заварю тебе в кружке дурманящий белый мак,
чуть остынет – добавлю лимон и гречишный мёд.
Осень с тенью улыбки – не каясь – у блеклых трав
только самое лучшее /жизнь или... смерть/ берёт.
Не ромашка с корицей – молчание на двоих...
не мелиса с лавандой – иссиня-зелёный взгляд...
– Ведовство бытовое – не магия на крови.
Береги себя сам от желанья пойти назад –
по остывшему пеплу калинового моста,
чтоб из речки Смородины чистый покой испить.
Не целуй меня всуе – уж, лучше считай до ста
и восьми.
Не пытайся браслета тугую нить
разорвать...
на запястье порезов полно и так –
пограничные руны /зачем же ещё?/
…
Ещё...
Заложила в гербарий окрашенный алый мак
и...
кивнула кому-то за левым моим плечом.
