Недалеко от озера Рица жили-были два брата.
Старшего звали Шарны-яцва - утренняя звезда: он родился на рассвете.
Младший же брат родился вечером, и поэтому его звали Хулпы-яцва - вечерняя звезда.
Оба брата стали прославленными охотниками.
Однажды братья спускались в ущелье, чтобы отдохнуть у ручья в полуденный зной.
Вдруг перебежал им дорогу олень.
Шар-пы-яцва пошел по следам оленя и так долго его преследовал, что солнце стало уже садиться.
Тут только он заметил, что взбирается на самую высокую гору.
Быстро наступила ночь и покрыла мраком следы оленя.
Застигнутый ночью на крутизне,
Шарпы-яцва крепко ухватился за камень, не решаясь в темноте ни подниматься выше, ни спускаться.
И он запел о своей беде, надеясь, что где-то внизу брат его услышит, а может быть, даже как-нибудь поможет.
Хулпы-яцва услышал песню брата, сколько ни думал, ничего не смог придумать, чем ему помочь.
Однако он понял, что если сон одолеет брата, тот не удержится на выступе, сорвется и погибнет.
Не дам ему заснуть до утра!' - решил он и запел:
- Ты,
Шарпы-яцва, одиноко сидишь на скале.
Олень перехитрил тебя, олень исчез.
А я его настигну и застрелю.
Ты к утру свалишься и не увидишь утренней зари, и звезды не зажгутся для тебя.
Услышав эту песню, старший брат заметался в тоске.
- Хулпы-яцва, - в гневе закричал он, - я еще жив!
Настанет утро, заалеют горы, я спущусь вниз и рассчитаюсь с тобой за глумление!
А Хулпы-яцва пел еще громче:
- Тебе не видеть ни солнца, ни гор, - ты уснешь и сорвешься, как камень, со скалы.
Узнав о гибели твоей, жена не прольет даже слезинки.
Она - серна, ей нужен джейран, который не боится темной ночи на высокой горе.
Этот джейран - я!
Шарпы-яцва крепче ухватился за выступ скалы.
Скрежеща зубами, он крикнул брату:
- Хулпы-яцва, замолчи!
Не будь так темно, я выстрелил бы в тебя.
Ты забыл, что у меня есть сын, он отомстит за меня.
Хулпы-яцва захохотал:
- Твой сын,
Шарпы-яцва!
Его я сделаю свинопасом.
Шарпы-яцв-а застонал от ярости.
Казалось, горы задрожали ему в ответ.
Он словно прирос к скале, разгневанный и ненавидящий.
А Хулпы-яцва все играл на свирели и до самого рассвета терзал брата песнями одна другой язвительнее.
Так Шарпы-яцва и не задремал, а на заре благополучно спустился со скалы.
Он решил пока сдержать свой гнев и молча пошел за братом.
Хулпы-яцва радовался, что спас брата.
Шарпы-яцва был угрюм, злые мысли терзали его сердце:
Упади я со скалы - разбился бы насмерть.
Тогда Хулпы-яцва исполнил бы все, о чем он пел мне ночью.
Даже сейчас он доволен и горд'.
Когда они подошли к речке, через которую было перекинуто бревно,
Шарпы-яцва уже не мог сдержать себя - он пропустил вперед Хулпы-яцва и выстрелил ему в голову.
Рухнул Хулпы-яцва в бурлящий поток, окрасив его пену своей кровью.
Быстрое течение подхватило труп и унесло далеко-далеко, в объятия моря.
Перед глазами Шарпы-яцва лишь смутно мелькнуло его лицо, на котором застыла улыбка.
Пришел Шарпы-яцва домой, не взглянул на жену, не поклонился матери.
- А где Хулпы-яцва? - спросила мать.
Шарпы-яцва усмехнулся:
- Сидит там, под горой, и поет свои веселые песни.
Мать не поверила:
- Скажи,
Шарпы-яцва, где ты оставил его?
- Он там, под горой... играет на свирели.
В глазах сына сверкала злоба, и сердце матери почуяло беду.
- Где твой брат?
Скажи, что с ним случилось? - спросила она снова.
Тут Шарпы-яцва закричал:
- Не брат он мне, а предатель!
Я застрелил его...
И он рассказал матери обо всем: как на скале его застигла ночь, как он звал брата на помощь и как Хулпы-яцва над ним издевался.
- И ты не понял, зачем брат пел тебе такие песни? - сказала мать, опустив голову.
- Нет, я понял все и сделал то, что подсказало сердце.
- Плохое у тебя сердце.
И ум твой не лучше, - откликнулась она. - Ты забыл, что говорит народ, - язык толкователь сердца.
Ты не подумал, о чем пел тебе брат, ты не спросил его...
Шарпы-яцва не спал всю ночь, а утром, взяв кремневку, пошел к той речке, где застрелил брата.
Долго стоял он на бревне и смотрел на бурлящий поток.
Казалось ему, что снова видит он мертвого брата с застывшей улыбкой на лице, и течение уносит труп все дальше, в объятия моря.
Потом Шарпы-яцва приставил дуло кремневки к своему лбу и выстрелил - бурный поток равнодушно принял его мёртвое тело.
Мать глубоко вздохнула, узнав о гибели второго сына, и сказала:
- Все, что выносят люди из жилья, когда потухает утренняя звезда, пусть будет твоей долей,
Шарпы-яцва!
А все то, хорошее, что люди приносят в дом, когда всходит вечерняя звезда, да будет твоей долей,
Хулпы-яцва!
