Сырая камера, сквозняк и затхлый воздух,
И сладкий запах ей щекочет нос.
Там, раня пальцы о края шипов жестоко острых,
Красавица плетет венок из роз.
Края когда-то белого подола
В клочки разорваны, все в саже и пыли.
И капли крови с рук, что розы искололи,
Густыми кляксами ей на подол легли.
Красив венок из темно алых роз,
А на полу лишь веточки остались,
Он подойдет ко тьме ее волос,
Что по плечам изящным разметались.
Скрипит не смазанный замок ее темницы,
Заходит старец с сивой бородой.
Лишь дрогнут раз пушистые ресницы,
Она уже смирилася с судьбой.
Легко шагая босыми ногами
По ледяным ступенькам переходов
Она идет, покинута богами,
И только эхо шириться от сводов.
Вдруг мягкий свет, тепло и запах хвои,
Возле камина лохань с кипятком,
Уютные и чистые покои,
На смену камере с решетчатым окном.
Служанки две как квочки заквохтали,
Спеша красавицу в порядок привести.
Помыли, нарядили, причесали,
Пора уж к зеркалу девицу подвести.
А в амальгаме чудо отразилось,
Стройна фигурой и лицом мила,
Вся будто блеском ночи озарившись,
Она бутоном пышным расцвела.
Фигура тонкая прикрыта черным шелком,
На коже змеи смоляных волос,
Поверх вуаль из паутины кружев тонких,
И тот венок кроваво алых роз.
И вдруг перед глазами все другое:
И вместо ночи вдруг светлейший день,
И платье на невесте кружевное,
И свадьбы день не омрачит несчастья тень.
Ее жених красив, умен, галантен,
Ее судьбе завидовать не грех.
Да только мир ее теперь ей не подвластен,
Супруг теперь ей правит без помех.
И жизнь ее теперь как в сердце ада,
И боль в груди, и раны на спине,
И смерть теперь ценнейшая награда,
Но не сбежать уже от мук жене.
-Ты хочешь смерти? – спрашивал супруг, -
Но ты проститься с жизнью не спеши.
Мне твоя смерть пока что недосуг,
Я позже сам ее продам хоть за гроши.
И вдруг карета, что мрачнее темной ночи,
И звон монет как колокол судьбы,
И крик отчаянья сквозь темень что есть мочи,
А после звук бессмысленной мольбы.
Ее тюрьма теперь – старинное аббатство,
Там холод стен и жесткий камень плит,
Ее тюремщики – таинственное братство,
Бессмертье - цель их жертвенных молитв.
И вновь она в темнице затхлой стылой,
И у ее колен охапки роз.
Она уже с судьбой своей смирилась,
И ей не жаль ни жизни, ни волос.
И вот она, укрыта черным шелком,
Пред зеркалом в тюрьме своей стоит,
А за спиной фигура смотрит волком
И радости отнюдь ей не сулит.
Горит на лбу пораненная кожа
От острых игл прекрасного венка,
Мороз сковал подошвы босых ножек,
И дева знает – смерть не далека.
И вновь ступени, холод коридоров
И за огромной дверью тронный зал.
Он пуст почти, в нем только свет жаровен,
Алтарь, колонны и цепей металл.
Ее тюремщики к колоннам приковали,
И с алтаря ей ясно виден трон.
Под сводами молитвы зазвучали,
Торжественно, стогласо, в унисон.
Уже близко благое избавленье,
Стилет в руке монаха у груди,
И рана в сердце – вот ее спасенье,
Теперь покой и легкость впереди.
Сомкнулись веки, замерло дыханье,
В груди все то же влажное тепло.
И, словно чье-то злое наказанье,
В ее душе все снова ожило.
Вокруг все те же стены и жаровни,
Алтарь, колонны, мрачный древний трон.
Вот только цвет огня здесь призрачно зеленый,
Ну а на троне восседает ОН.
Его глаза - то зелень свежей хвои,
И волосы как враново крыло,
А его сила заполняет все собою,
А тело всех с ума легко б свело.
Он будто тигр поднялся с тверди трона,
Шагнул за грань, что освещает тьму,
И дева поняла, богов законы
Все просто чушь и не указ ЕМУ.
Он был как хищник в образе мужчины,
Под кожей бронзовой скрывался дикий зверь.
Она была же жертвою невинной,
Но страха не было, она мертва теперь.
Но тело предало вдруг юную хозяйку,
Огонь неведомый разросся из груди,
И тяжело дышать и стало жарко.
В ней тот мужчина что-то пробудил.
А он смотрел, чуть голову склонивши,
И усмехнулся, что-то вдруг решив.
И смехом деву разума лишивши,
Он будто невзначай ее спросил:
- Готова ли ты быть моей супругой?
Она без колебаний шепчет: да.
И в шепоте не слышится испуга,
Лишь жар и страсть, и нету в нем стыда.
Его касанья невесомей ветра,
Он кровь с чела ее стирает чуть дыша,
И от него приятно пахнет кедром,
А его губы ее плавят не спеша.
Проходят дни, сплетаются в недели,
И утопает в страхе мир людской.
В аббатстве ровно в полночь в понедельник
Монахи перебиты всей толпой.
Тела разорваны на мелкие кусочки,
Сердца раздавлены неведомой рукой,
И не шептать им впредь молитвы ночью,
И душам их не обрести покой.
И шла молва по миру, сея ужас
В сердца людей, но только не его,
В роскошной спальне среди белых кружев
Он слышал лишь стук сердца своего.
Прекрасный юноша, как призрака увидев,
Белее мела в ужасе застыл.
И образ девы, что он ненавидел,
Перед глазами в панике поплыл.
Она теперь была еще красивей,
Тугой корсет и кожаный доспех.
Она казалась темною богиней,
И тьмой звучал ее прекрасный смех.
Его груди она коснулась невесомо,
Лишь миг прошел - и там уж сердца нет.
Тепло в ее руке ей так знакомо,
Как и окрасивший рубашку красный цвет.
И сердце падает к ногам богини ночи,
Теперь ей больше не о чем жалеть.
Она с ладоней кровь стирает неохоче,
И исчезает, оставляя все гореть.
Тот мир чужой, он не ее уж боле,
И ад с недавних пор ей домом стал.
И для нее в нем нету места боли,
И места нет родней чем тронный зал.
В нем уж теперь красуются два трона,
В одном уже сидит ее супруг.
Алтарь исчез, хоть высятся колонны,
Ведь жертвы новые теперь им недосуг.
И легче теперь жить владыке ада,
От юных дев устал уж он давно.
Одна жена и большего не надо.
Случилось то, что было суждено.
Она в нем видела не воплощенье страха,
Она любила и брала любовь в ответ,
И после вечности попыток, жертв и краха,
Она единственная не сказала «нет».
- Ну что, избавилась от демонов, супруга?
- О, это было удивительно легко.
Они все чуть не умерли с испуга,
Бежали быстро, но не далеко.
И муж мой бывший тоже удивился,
Когда увидел мертвую жену.
Он измениться к лучшему божился,
Но прошлого теперь уж не вернуть.
Она взялась за руку князя ада,
Он был еще прекрасней, чем в ту ночь.
Они были несчастливы когда-то,
Но горести свои прогнали прочь.
Так они шли по длинным коридорам,
Рука в руке, влюбленные в аду.
В их жизни места не было раздорам,
Им не идти у бед на поводу.
Они пришли к балкону в башне замка,
Под их ногами простирался рай.
В реальности ад не такой уж жаркий,
Ведь для достойных то чудесный край.
Там хорошо, особенно влюбленным,
Уют и свежесть кедровых лесов.
Сей красотою нет непокоренных,
Ведь там свобода от земных оков.
Ну, кто сказал, что нету места хуже ада,
Что там огонь и муки грешных душ.
Лишь те кто не был там, не видел правды,
Способны говорить такую чушь.
